- Значит, у всех на виду, - отчетливо произнес Хью. Крест и кольцо оставались на покойнике и отправились в костер вместе с ним. Либо у убийцы было мало времени и он должен был бежать, либо какой-то суеверный страх помешал ему снять драгоценности с тела священника, хотя это красивое украшение, попавшееся ему под руку, он не постеснялся взять. - Заметьте, милорды, - добавил Хью, - на этой фибуле нет следов огня. Ты разрешишь нам снять ее и посмотреть?..
"Хорошо, - успокоенно подумал Кадфаэль, - мне бы следовало знать, что Хью не нуждается в моих подсказках. Теперь все можно оставить на него".
Когда Хью стал откалывать фибулу, Розвита не пошевелилась. Она не разрешала и не мешала. Ее лицо побледнело, на нем появилось выражение смятения, но она не произнесла ни слова. Да, Розвита кое-что знала об этом деле; независимо от того, было ли ей известно, что представляет собой этот подарок и откуда он взялся, она, несомненно, понимала, что эта вещь таит в себе опасность и что ее никто не должен видеть - пока! Может быть, потом, не здесь, она сможет ее носить. После свадьбы они собирались уехать в северный манор Найджела. Кто там узнает эту фибулу?
- Эта штука никогда не бывала в огне, - проговорил Хью и протянул фибулу канонику Элюару, чтобы тот подтвердил его слова. - Все остальное, что было на покойнике, сгорело вместе с ним. У него взяли только эту вещь, причем раньше, чем возле его тела оказались те, кто потом сложил его погребальный костер. Только один человек мог снять ее с плаща Клеменса, тот, кто последним видел его живым и первым увидел мертвым, - его убийца. Хью повернулся к Розвите, которая побледнела так, что стала почти прозрачной, как будто была вырублена изо льда, и смотрела на помощника шерифа расширившимися от ужаса глазами.
- Кто подарил ее тебе?
Быстрым взглядом Розвита обежала стоявших вокруг, потом собралась с духом и, глубоко вздохнув, внезапно ответила громко и четко:
- Мэриет!
Придя в себя от неожиданности, Кадфаэль сообразил, что еще не успел поделиться с Хью последними новостями и что, если ждать, пока кто-нибудь возмутится этим наглым заявлением, можно потерять время и упустить то, чего удалось достичь. Ведь для большинства собравшихся здесь ничего невероятного в этой ужасной лжи, которую выговорила Розвита, не было; вполне возможно, никто и не удивился, если вспомнить, какие обстоятельства сопутствовали приезду Мэриета в монастырь, или историю о "послушнике дьявола", которая случилась в стенах обители. А Розвита приняла всеобщее короткое "ах!" за возглас одобрения и смело продолжила:
- Он всегда преследовал меня, смотрел собачьими глазами. Мне не нужны были его подарки, но я взяла фибулу из доброго отношения к Мэриету. Как я могла знать, откуда она у него?
- Когда? - спросил Кадфаэль громко, как человек имеющий право спрашивать. - Когда он подарил ее тебе?
- Когда? - Розвита оглянулась, не понимая, откуда прозвучал этот вопрос, но ответила твердо и решительно, чтобы убедить всех в своей искренности: - Это было на следующий день после того, как мастер Клеменс уехал из Аспли, на следующий день после того, как он был убит, - к вечеру. Мэриет пришел на наш выгон, в Линде. Он так уговаривал меня взять подарок... Я не хотела его обижать...
Краем глаза Кадфаэль увидел, что Мэриет выступил из-за угла галереи, где стоял в тени, и подошел чуть ближе; Марк не отставал ни на шаг, хотя и не делал попытки удержать друга. Однако в следующий момент глаза всех присутствующих оказались прикованы к высокой фигуре Леорика Аспли, который, оттолкнув стоящих рядом, шагнул вперед и, возвышаясь над своим сыном и его молодой женой, вскричал:
- Девочка! Подумай, что ты говоришь! Разве можно лгать?! Я знаю, что этого не может быть!
Горя негодованием, он обернулся, бросил скорбный хмурый взгляд на аббата, каноника, помощника шерифа и сказал:
- Милорды, все, что она говорит, ложь. В том, что я сделал, я покаюсь и с радостью приму любое наказание. Но я знаю, что в тот день, обнаружив в лесу тело моего гостя и родственника и имея, или полагая, что имею, основания считать, что убийца - мой сын Мэриет, я привел его домой, в тот же час посадил под замок и не выпускал, пока не решил, как распорядиться его судьбой, и пока он не согласился выполнить мои требования. С вечера того дня, как умер Питер Клеменс, весь следующий день и до полудня третьего дня мой сын Мэриет был заперт в доме. Он не ходил к этой девушке. Он не мог подарить ей эту фибулу, потому что ее у него не было. И он не поднимал руку на моего гостя и своего родственника, теперь это ясно! Господи, прости меня, что я поверил в это!
Читать дальше