Эллис Питерс - Тень ворона (Хроники брата Кадфаэля - 12)

Ниниан как-то сразу весь обмяк. После пережитого напряжения его била дрожь, он забыл о подстерегающей его опасности и даже не заметил, что капюшон сполз у него с головы и теперь складками лежал на плечах. Цоканье копыт у него за спиной смолкло, всадник остановился, и лошадь чмокала копытами, перебирая ногами на раскисшей после оттепели дороге.

- Эй ты, малый!

Рукоятка хлыста ткнула Ниниана в спину, и он испуганно обернулся. Он увидел перед собой наклонившееся к нему лицо всадника. Это был крупный, мускулистый и краснолицый пятидесятилетний мужчина в богатом платье, лошадь под ним блистала дорогой сбруей. Властный тон и выражение лица незнакомца говорили о его родовитости. Красивое лицо с бородой, выразительные, немного оплывшие черты, уже начавшие терять былую резкость и четкость линий, производили запоминающееся впечатление. Взаимное пристальное разглядывание, длившееся недолгий миг, было вновь прервано нетерпеливым, но добродушным тычком в плечо Ниниана, одновременно с которым последовал и приказ:

- Да, это я тебе, парень! Возьми-ка и подержи мою лошадь, пока я загляну посмотреть, что там делается! Не бойся, не пожалеешь! А ты не знаешь, что там такое творится? Неспроста, видать, этот крикун разорался!

Не помня себя от счастья после пережитого страха, Ниниан ощутил приступ веселости. Состроив подобострастную физиономию, он послушно взял лошадь под уздцы и мгновенно превратился в бедняка Бенета, простого конюха из деревни.

- Я и сам толком ничего не знаю, хозяин! - сказал он.- Говорят, там схватили какого-то человека за убийство священника.

Ниниан погладил шелковую морду лошади, потрепал ей челку. Лошадь, тряхнув головой, потянулась к нему любопытной мордой и, фыркнув паром из горячих ноздрей, благодарно приняла его ласку.

- Славная лошадка, милорд! Не тревожьтесь, уж я за ней присмотрю!

- Так, говоришь, схватили убийцу? Значит, молва не ошиблась.

Всадник соскочил с седла и ринулся сквозь толпу - словно серп, сметающий перед собой траву,- расталкивая людей плечом и властным окриком прокладывая себе путь. Ниниан остался стоять на дороге, прислонившись щекой к лоснящемуся боку лошади. Целый сонм противоречивых чувств бушевал в его душе: веселье и благодарность и радостное предвкушение дальнего путешествия, которому не мешали больше никакие сомнения и угрызения совести; но в то же время где-то в глубине оставалось горькое чувство от сознания, что один человек погиб, а другой обвинен в убийстве. Ниниан не сразу даже вспомнил, что надо надеть на голову капюшон да поглубже натянуть его на лицо, но, по счастью, все вокруг были поглощены суматохой за стеною кладбища, и никто не обратил внимания на какого-то конюха, державшего под уздцы хозяйскую лошадь. Лошадь служила Ниниану отличным прикрытием, но из-за нее нельзя было подойти поближе к воротам, и как ни напрягал он слух, но так и не сумел ничего разобрать в том гвалте, который доносился из-за стены на улицу. Еще некоторое время он слышал протестующие крики, перекрываемые громкими замечаниями окружающих, сливавшиеся в неразборчивый гомон. Наверное, среди них раздавались и трезвые голоса Хью Берингара и аббата, но они тонули в общем гаме.

Ниниан прислонился лбом к теплой лошади, легонько подрагивавшей от прикосновения, и возблагодарил бога за своевременное спасение.

В центре столпотворения грозно возвысил свой голос аббат Радульфус. Он не часто прибегал к этому средству, но на сей раз почел его необходимым.

- Молчать! - загремел он на расшумевшуюся толпу.- Довольно сраму! Вы оскверняете святое место! Молчать, говорю вам!

И как по мановению руки, вокруг воцарилась глубокая тишина, которая грозила в любой миг вновь разразиться бушующим хаосом, если не обуздать его заранее.

- Вот так! Молчите же все, ибо вам нечего тут утверждать и доказывать. Дайте говорить тем, кому есть что сказать! Итак, милорд шериф, вы обвиняете этого человека, Джордана Эчарда, в убийстве. Какие у вас есть тому доказательства?

- Это доказано свидетельством человека, который заявил и вновь подтвердит свое заявление, что Джордан Эчард солгал, сказав, будто бы провел эту ночь у себя дома. Зачем ему лгать, если ему нечего скрывать? Далее, есть свидетельство другого человека, который видел, как он крадучись вышел с мельничной дороги и направился к своему дому на рассвете в день рождества. Этого достаточно, чтобы задержать его как подозреваемого,- решительно закончил Хью свою речь и подал знак сержантам, которые чуть ли не с нежностью ухватили под руки перепуганного Джордана. - А то, что он затаил обиду на отца Эйлиота, всем известно.