Александр Плонский - Будни и мечты профессора Плотникова

- У вас нелегкая профессия, - посочувствовал Эрнст.

- Это так, - подтвердила Анна. - Вы не представляете, сколько душевных сил она требует. Мы наблюдаем жестокость и несправедливость, немыслимые в наше время. Наблюдаем с болью и слезами, а вмещаться не можем, не имеем права. Зато как радостно избавить от смерти обреченного!

- И на сей раз вы получили особенное удовлетворение, так ведь?

- Как вам не стыдно, - вспыхнула Анна. - Он мог бы быть моим пра-пра-пра...

- Хватит, - улыбнулся Эрнст. - Все равно собьетесь со счета! К тому же сейчас важен не исторический возраст, а биологический.

- Хотите сказать, что я гожусь ему в матери? Да, он юноша, но его мужеству...

- Стоит позавидовать? Пожалуй, мы действительно в какой-то мере утратили это качество... Или нет, скорее оно приняло иные формы. Но вы так и не...

- Признаюсь, я не поняла смысла его слов, - пожала плечами Анна. Особенно одного слова: "нива". Оно означает "хлебное поле" - тогда хлеб еще не синтезировали, а выращивали на полях. Так вот, это слово не вяжется с контекстом.

- Скажите же наконец, что он произнес? - взмолился Эрнст. - Вы видите, я сгораю от любопытства!

- Буквально следующее: "Нива не любит таких скоростей!" Однако при чем здесь хлебное поле?

Плотников написал эту новеллу задолго до встречи со Стрельцовым, Перечитав ее заново, он подумал, что как фантаст вступил в противоречие с самим собой - ученым. Вот порадовался бы "Перпетуум-мобиле" игре профессорского воображения! Нет, скорее с глаз долой, поглубже в ящик письменного стола...

СТАРИКИ

Были на третьем курсе трое воистину неразлучных друзей. Двое из них гордость факультета. Не по летам степенные, важные неимоверно. Активные общественники, отличники высшей пробы, персональные стипендиаты.

А третий, по общему мнению, был шалопай из ряда вон: перебивался с двойки на тройку, частенько посещал отнюдь не Третьяковскую галерею или Большой театр, а Тишинский рынок - самую экзотическую по тому времени московскую толкучку.

Терпели его в институте единственно благодаря заступничеству именитых друзей. С одним из них, Евгением Осиповичем Розовым, Плотников встретился через многие годы, причем от важности того не осталось и следа:

- Старик, для тебя я просто Женя, - сказал он.

Розов стал доктором наук лет через пять после окончания института (бывает и такое!). Даже оппонировал на защитах своих бывших преподавателей. Его добропорядочный друг сделался профессором десятью годами позже, почти в одно время с Плотниковым.

- Но и он выше институтской кафедры не шагнул, - шутливо посетовал Розов, - как и мы с тобой.

- А этот ваш... Кстати, я так и не знаю, что вы в нем тогда нашли.

- Колька-то? Ну, это я тебе скажу, мужик... Да ты что, о нем не слышал?

- Что-нибудь натворил?

- В самом деле ничего не знаешь? Так вот, Колька, пардон, Николай Парфенович, страшно сказать, ныне академик, лауреат, удостоен самых высоких наград и постов. Неужто тебе ничего не говорит фамилия...

И он назвал громкое, много раз слышанное Плотниковым имя.

- Не может быть! Так это он... - ахнул Алексей Федорович. - А его же с третьего курса чуть не выперли!

- На волоске висел, раз в неделю прорабатывали. А я к нему недавно на прием еле записался. Все-таки принял... Стал прошлое вспоминать. "Хорошее, - говорит, - было время. Помнишь, как по девочкам бегали?" - "Что вы, Николай Парфенович, - отвечаю. - Я их тогда как огня боялся, сейчас наверстываю".

- А тебя в институте Святошей звали, - засмеялся Плотников.

Алексей Федорович часто потом вспоминал эту удивительную историю и задумывался над вопросом: чем можно объяснить невероятную метаморфозу? Обыкновенный, весьма посредственный паренек становится одним из крупнейших академиков. Как это произошло?

В годы их студенчества не существовало так называемых кураторов, а проще говоря - нянек, призванных опекать великовозрастных младенцев. Еще не придумали навязшую в ушах фразу: "Нет плохих студентов, есть плохие преподаватели". И преподаватели не боялись попасть под сокращение штатов, наставив двоек "сверх меры". Спрос со студентов был намного выше, но и доверяли им больше.

Плотников считал кураторство малоэффективной, если не вредной, затеей. Человек получил все права гражданства, может избирать и быть избранным в Верховный Совет, но в вузе остается дитятей, которого нужно все время "воспитывать" и "организовывать"!

Скажи об этом с трибуны и услышишь в ответ:

"Как, вы против воспитательной работы?"