Александр Плонский - Прощание с веком

Для писателя бесталанность- драма. А во многих профессиях талант и призвание вовсе не обязательны, их с успехом замещает квалификация. В других отсутствие таланта и призвания может быть восполнено настойчивостью, чувством долга и ответственности, сознательным отношением к своему, пусть не очень любимому, делу. Сколько на свете таких "специалистов не по призванию" - инженеров, врачей, строителей! И вовсе не "горе-специалистов", а хороших, авторитетных, уважаемых. Они приносят несомненную пользу. Только вот получают ли удовлетворение от того, что делают? Николай Константинович Рерих (1874-1947), о котором Джавахарлал Неру писал: "... Поражаюсь размаху и богатству его деятельности и творческого гения. Великий художник, великий ученый и писатель, археолог и исследователь, он касался и освещал множество аспектов человеческих устремлений", справедливо утверждает: "Велико несчастье прикасаться к работе без любви к ней, с единственным желанием поскорее от нее отвязаться. Работающий в сердечном увлечении не чувствует усталости..." Возможно, призвание это и есть непреходящее сердечное увлечение, когда "вы ищете совершенствованья, забываете себя во имя творимого вами, отрешаетесь от эгоизма..." Много лет назад запало мне в память четверостишье:

"Упаси нас бог познать заботу Об ушедшей юности грустить, Делать нелюбимую работу, С нелюбимой женщиною жить".

Мне повезло - я редко делал нелюбимую работу (возможно, уберегла природная леность). Сравнительно рано окончил институт. Двадцатипятилетие отметил первой книгой ("Пьезокварц в технике связи", Государственное энергетическое издательство, 1951). В двадцать восемь лет уже заведовал лабораторией научно-исследовательского института, в тридцать один получил кафедру. Увы, довелось также в избытке изведать бои и бури... И если я в конце концов нашел свою Итаку, то один из ее компонентов - умение подниматься после нокаута. Мне повезло и потому, что я еще мальчишкой приобщился к увлекательному делу - радиолюбительству, был пощажен войной, не сбился с курса в трудное послевоенное время. Не склонен, однако, преувеличивать свою удачливость, да и успехи оцениваю более чем трезво. Но, не касаясь таланта, скажу: призванием судьба меня не обделила. Более того, она расщедрилась на своего рода "триптих", объединив в моем призвании науку, литературу и преподавание. Три грани призвания - какая из них главная? По-старшинству, безусловно, наука. Не отношу себя к большим ученым. Кое-что сделал, пожалуй, мог бы сделать гораздо больше. Во всяком случае, было в моей жизни время, когда я, подобно Архимеду, чувствовал себя способным перевернуть Землю - лишь бы нашелся подходящий рычаг. До сих пор вспоминаю это мгновенно промелькнувшее время с каким-то глупым умилением. Тогда мне еще не исполнилось шестнадцати. Война занесла меня в Белозерск Вологодской области.

Мутно-красная луна Из-за туч едва мигает, В Белом озере волна Неприветливо седая...

Я лежал на протопленной печи в блаженном тепле и при свете коптилки решал задачи, собираясь, во что бы то ни стало, сдать экстерном экзамены за десятый класс. Голова была поразительно легкой и ясной. Все давалось буквально с лета. На меня вдруг снизошло высокое вдохновение! Февраль сорок второго года, темень, вьюга... А жизнь кажется прекрасной, вера в свои силы - необычайная! Словно ты не песчинка, влекомая ураганом войны, а былинный богатырь Илья Муромец, которому отроду предназначены подвиги... Но Землю я так и не перевернул, хотя в сорок лет стал доктором наук и профессором. Со второй гранью признания - литературой вышло вообще совсем не так, как мечталось. Я жаждал успехов в литературе художественной, но о них до далекой поры не было и речи: для этого не хватало ни таланта, ни жизненного опыта. Я любил поэтическую музу, она меня - нисколько. И рассчитывать на взаимность не приходилось. Жизненный опыт - дело наживное, а вот талант... Перефразируя пословицу, можно сказать: в двадцать лет его нет - и не будет! Увы, поэта из меня не получилось, хотя нанизывал стихотворные строки я весьма бойко и рифмы придумывал отменные. Но поэзия, оказывается, совсем не гладкопись, а кровь и плоть космически возвышенной души. И лишь один из миллиарда способен на волшебство поэзии. От графомании меня спасла... научно-популярная литература, эта золушка, на которую смотрят свысока как "истинные" писатели, так и "истинные" ученые. А то, что случилась дальше, иначе, чем предначертанием судьбы, не объяснишь. Я успел получить первую и вторую премии Всесоюзных конкурсов на лучшие произведения научно-популярной литературы, мои книги переиздавались во многих странах, но по мере накопления жизненного опыта рамки "научпопа" становились для меня все более тесны. Ничтоже сумяшеся, я решил предпослать главам очередной книги "фантастические этюды". Но редактору мои новации (увы, не только на этот раз!) показались кощунственным нарушением канонов. И тогда, наобум, я решил (вернее, решился!) послать свои новеллки в журнал "Вокруг света". К моему изумлению, их начали печатать одну за другой. Я даже ухитрился получить премию журнала за фантастический рассказ "Экипаж". Появился стимул (и огромное желание!) писать фантастику. "Не мытьем, так катаньем" я стал-таки писателем! Наконец, третья грань - преподавание. Именно преподавание, а не педагогика. Педагог - профессия, преподаватель, как и ученый, - состояние. Иногда у меня возникает крамольное подозрение, что вузовской педагогики вообще не существует. Не ловите меня на слове: я осведомлен и о внедрении компьютеров в учебный процесс, и о технических сред ствах обучения, и о программированном контроле знаний. Но в технических вузах этим занимаются все-таки инженеры. И мне ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-либо из моих коллег - профессоров и доцентов сказал: "мы, педагоги". Никто из нас не получил педагогического образования, здесь все, как говорится, от Бога. И вот эта грань моего призвания - самая яркая... Могу войти в студенческую аудиторию разбитый, в дурном настроении, а выйти - усталый, но обновленный. Лекция для меня - акт творчества, импровизации, откровения. Сколько легенд сложилось у меня о студентах и, по-видимому, у них обо мне! В начале преподавательской карьеры я готовился к лекции, как к подвигу. Составлял подробнейший конспект, перепечатывал его на машинке, тщательно разучивал. В аудитории клал стопку машинописных листов на кафедру и, читая лекцию наизусть, через каждые несколько минут переворачивал очередную страницу, чтобы в случае заминки не разыскивать забытую формулу, а наткнуться на нее с первого взгляда. Я был уверен, что листаю страницы незаметно. Но студенты замечают абсолютно все! И они решили подшутить над молодым "профессором". Когда я однажды вошел в аудиторию, то... не обнаружил кафедры. Она исчезла. Разложить листки было негде и я, скрепя сердце, засунул их в карман. А через некоторое время изумленно обнаружил, что работать стало легче - мне уже не приходилось раздваиваться, отвлекаться, то и дело думая: "не пора ли перевернуть страницу?" Словом, спасибо, милые мои студенты! Возможно, именно благодаря вашей небезобидной шутке я состоялся как преподаватель... Три грани призвания. "Любовный треугольник", в котором до сих пор не могу разобраться!

Читать дальше