Рэй Брэдбери - Конвектор Тойнби

От этого бледноликий старик пробудился, пошамкал губами и воздал хвалу призрачному небу, а заодно и этому берегу, где гостили фантомы прилива; тем временем экспресс остановился под крышей вокзала, и толпа пассажиров ринулась с поезда на паром.

Стараясь держаться подальше от толчеи, призрак остался в вагоне один, как наваждение.

— Постой! — слабо и жалобно простонал он. — Как же я буду на пароме? Там негде спрятаться! Да еще таможня!

Но таможенники, увидев болезненное лицо, нахлобученную шапку и меховые наушники, быстро замахали флажками, чтобы эта робкая душа, убеленная холодом и годами, скорее поднималась по трапу.

Чтобы попасть в окружение грубых голосов, острых локтей и всеобщей сутолоки. Паром, вздрогнув, отчалил, и старая сестра милосердия поняла, что ее ледяной спутник опять начал таять.

Мимо с криками пронеслась ватага детворы, и Мисс Минерва Холидей решила, что пора действовать.

— Шевелись!

Она, можно сказать, сгребла в охапку своего подопечного и потащила его в ту сторону, куда бежали дети.

— Нет! — воскликнул он. — Там шумно!

— Такой шум тебе не повредит! — Она заталкивала его в какую-то дверь. — Этот шум целителен. Сюда!

Старик огляделся.

— Что я вижу, — пробормотал он, — игровая комната!

Сиделка увлекла его в самую гущу беготни и гомона.

— Дети! — обратилась она ко всем сразу.

Ребятишки замерли.

— Сейчас будем рассказывать истории!

Дети готовы были вернуться к своим играм, но она успела добавить:

— Страшные истории — о привидениях!

И как бы невзначай указала на немощного пассажира, который бледными, дрожащими пальцами сжимал шарф на ледяной шее.

— Всем сесть! — скомандовала медсестра.

Ребятишки загалдели и стали устраиваться на полу. Они сидели вокруг призрака с Восточного экспресса, будто индейцы вокруг вигвама, и смотрели, как полуоткрытый старческий рот холодят снежные бурунчики.

Призрак заколыхался. Тогда она поспешила спросить:

— А вы верите в привидения?

— Да! — вразнобой закричали дети. — Верим!

Тут призрак с Восточного экспресса приосанился. Его туловище окрепло. В глазах промелькнули крошечные, словно высеченные огнивом, искорки. На щеках зарозовели зимние бутоны. Дети подтягивались ближе, и с каждой минутой он делался выше и свежее. Палец-сосулька обвел детские лица.

— Сейчас… — зашелестел голос, — я… расскажу вам страшную историю. Хотите послушать про настоящее привидение?

— Хотим, хотим! — закричали дети.

И призрак повел свой рассказ; бледные уста, дыша туманами, притягивали дождливое марево; дети сбились в тесный кружок, который, словно догорающий костер, дарил ему блаженное тепло. Во время его рассказа сестра Холлидей, отступившая к дверям, видела то же самое, что видел ее спутник по ту сторону морских вод: белеющие тенями скалы, меловые скалы, спасительные скалы Дувра, от которых не так уж далеко до зазывного шепота башен, сводчатых подземелий и укромных чердаков, где испокон веков обитали призраки. Не отрываясь от этого видения, старая медсестра невольно потянулась к термометру, торчавшему из нагрудного кармана. Пощупала у себя пульс. На какой-то миг ей в глаза ударила темнота.

Тут раздался детский голос:

— А сам ты кто?

Кутаясь в невидимый саван, бледноликий пассажир напряг свою фантазию и дал ответ.

Только гудок перед швартовкой прервал долгую историю полночной жизни. За детьми стали приходить родители, чтобы увести их от старого джентльмена с туманным взглядом и едва слышным, пробирающим до костей голосом, который не умолкал до тех пор, пока паром не прижался боком к стенке причала; когда мать с отцом забрали последнего упирающегося мальчугана, старик и сиделка остались наедине в детской комнате, а паром дрожал сладостной дрожью, как будто тоже внимал рассказу о ночных ужасах, не пропуская ни слова.

Ступив на сходни, пассажир с Восточного экспресса отрывисто произнес:

— Нет. Я не нуждаюсь в помощи. Смотри!

С этими словами он уверенно сошел по трапу. За время рейса дети щедро добавили ему стати, румянца и голоса, а по мере приближения к Англии шаги его становились все шире и тверже; когда он ступил на причал, из тонких губ вырвался слабый, но радостный смех, и даже идущая позади сиделка перестала хмуриться, видя, как он припустил к поезду.

Словно ребенок, старик забегал вперед, и на нее нахлынуло умиление, если не сказать больше. Но вдруг ее сердце, устремившееся следом, пронзила чудовищная боль, накрыл полог мрака, и она упала без чувств.