Рэй Брэдбери: Кошкина пижама

Вряд ли это может настолько тронуть. Вряд ли это может быть настолько волшебным. Вряд ли это может заставить тебя плакать от счастья, а потом от грусти, а потом снова от счастья.

Но ты плачешь. И я плачу. И все мы.

И еще одно, последнее воспоминание.

Однажды, месяца через два после того прекрасного вечера, мы собрались в том же доме, и Элиот вошел, прошел за рояль и остановился, с сомнением глядя на инструмент.

— Сыграй «I Get the Blues When It Rains», — предложил я.

Он начал играть.

Но это было не то. Тот вечер ушел навсегда. Того, что было в тот вечер, не было теперь. Были те же люди, то же место, те же воспоминания, те же мелодии в голове, но… тот вечер был особенный. Он навсегда останется таким. И мы благоразумно оставили эту затею. Элиот сел и взял в руки свою рукопись. После долгого молчания, бросив всего один взгляд на рояль, Элиот откашлялся и прочел нам название своего нового рассказа.

Следующим читал я. Пока я читал, жена Дольфа на цыпочках прошла за нашими спинами и тихо опустила крышку фортепьяно.

На седьмой странице был некролог: «Тимоти Салливан. Компьютерный гений. 77 лет. Рак. Заупок. служба неофиц. Похороны в Сакраменто».

— О боже! — вскричал Уолтер Грипп. — Боже, ну вот, все кончено.

— Что кончено? — спросил я.

— Жить больше незачем. Читай, — Уолтер встряхнул газетой.

— Ну и что? — удивился я.

— Все мои враги мертвы.

— Аллилуйя! — засмеялся я. — И долго ты ждал, пока этот сукин сын…

— …ублюдок.

— Хорошо, пока этот ублюдок откинет копыта? Так радуйся.

— Радуйся, черта с два. Теперь у меня нет причин, нет причин, чтобы жить.

— А это еще почему?

— Ты не понимаешь. Тим Салливан был настоящим сукиным сыном. Я ненавидел его всей душой, всеми потрохами, всем своим существом.

— Ну и что?

— Да ты, похоже, меня не слушаешь. С его смертью исчез огонь.

Лицо Уолтера побелело.

— Какой еще огонь, черт возьми?!

— Пламя, черт побери, в моей груди, в моей душе, сокровенный огонь. Он горел благодаря ему. Он заставлял меня идти вперед. Я ложился ночью спать счастливый от ненависти. Я просыпался по утрам, радуясь, что завтрак даст мне необходимые силы, необходимые, чтобы убивать и убивать его раз за разом, между обедом и ужином. А теперь он все испортил, он задул это пламя.

— Он нарочно сделал это с тобой? Нарочно умер, чтобы вывести тебя из себя?

— Можно сказать и так.

— Я так и сказал!

— Ладно, пойду в кровать, буду снова бередить свои раны.

— Не будь нюней, сядь, допей свой джин. Что это ты делаешь?

— Не видишь, стягиваю простыню. Может, это моя последняя ночь.

— Отойди от кровати, это глупо.

— Смерть — глупая штука, какой-нибудь инсульт — бах — и меня нет.

— Значит, он сделал это нарочно?

— Не стану валить на него. Просто у меня скверный характер. Позвони в морг, какой там у них ассортимент надгробий. Мне простую плиту, без ангелов. Ты куда?

— На улицу. Воздухом подышать.

— Вернешься, а меня, может, уже и не будет!

— Потерпишь, пока я поговорю с кем-нибудь, кто в здравом уме!

— С кем же это?

— С самим собой!

Я вышел постоять на солнышке.

«Быть такого не может», — думал я.

«Не может? — возразил я себе. — Иди, полюбуйся».

«Погоди. Что делать-то?»

«Не спрашивай меня, — ответило мое второе я. — Умрет он, умрем и мы. Нет работы — нет бабок. Поговорим о чем-нибудь другом. Это что, его записная книжка?»

«Точно».

«Полистай-ка, должен же там быть кто-то живой-здоровый».

«Ладно. Листаю. А, Б, В! Все мертвы!»

«Проверь на Г, Д, Е и Ж!»

«Мертвы!»

Я захлопнул книжку, словно дверь склепа.

Он прав: его друзья, враги… книга мертвых.

«Это же ярко, напиши об этом».

"Боже мой, ярко! Придумай хоть что-нибудь!"

«Погоди. Какие чувства ты испытываешь к нему сейчас? Точно! Вот и зацепка! Возвращаемся!»

Я приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.

— Все еще умираешь?

— А ты как думал?

— Вот упрямый осел.

Я вошел в комнату и встал у него над душой.

— Хочешь, чтобы я заткнулся? — спросил Уолтер.

— Ты не осел. Конь с норовом. Подожди, мне надо собраться с мыслями, чтобы вывалить все разом.

— Жду, — произнес Уолтер. — Только давай поскорее, я уже отхожу.

— Если бы. Так вот, слушай!

— Отойди подальше, ты на меня дышишь.

— Ну это же не «рот-в-рот», просто проверка в реальных условиях: так вот, слушай внимательно!