Рэй Брэдбери - Кошкина пижама

— Что тогда? — пискнул вдруг бывший президент Соединенных Штатов.

— Условия таковы, — начал излагать коротышка-переводчик. — Если вы проиграете, мы останемся хозяевами Соединенных Штатов, а вы построите казино во всех пятидесяти штатах, плюс начальные, средние школы и университеты на всех индейских территориях. Согласны?

Президент Соединенных Штатов кивнул.

— А сели вы выиграете, — продолжал коротышка, — вы получите обратно штаты, но сделаете все то же самое: построите школы и казино на всех территориях, несмотря на свой выигрыш.

— Это неслыханно! — вскричал президент. — Вы не можете ставить одни и те же условия для выигрыша и для проигрыша!

Темные фигуры пошептались.

— Так устроен мир.

Президент принял это молча и наконец сказал:

— Что ж, начнем.

Огромная, как экскаваторный ковш, рука владельца «Биг-Ред-Казино» и всех пятидесяти штатов взмыла вверх. Ее толстые пальцы сжимали колоду карт.

— Сдавайте, — эхом прокатилось по городам и весям.

Президент вдруг почувствовал, что не может двинуть ни рукой, ни ногой.

— Блэк-джек, — шепнул коротышка-помощник. — Каждому по две карты.

Наконец, медленно, президент Соединенных Штатов выложил свои карты рубашкой вверх.

Над головами снова загремел голос.

Коротышка перевел:

— Сначала вы.

Президент взял карты, и широкая улыбка расплылась на его лице. Тщетно он старался спрятать ее, но не мог удержаться.

Он поднял глаза на громадного индейского вождя и сказал:

— Теперь вы.

Над головами прокатились громовые раскаты.

— Откройтесь, — сказал переводчик.

Президент Соединенных Штатов перевернул карты. В сумме они давали девятнадцать.

— Теперь вы, — прошептал президент.

Снова раздались раскаты грома, и коротышка-индеец сказал:

— Вы выиграли.

— Откуда вы знаете, — спросил президент, — вы ведь не видели свои карты? Может, у вас двадцать или двадцать одно?

Под потолком вновь прошла какая-то туча, и маленький индеец произнес:

— Вы выиграли. Страна — ваша. Осталось уладить только один последний вопрос.

Он протянул президенту лист бумаги.

На нем было написано: «Двадцать шесть долларов девяносто центов».

— Это, — пояснил коротышка-индеец, — та самая сумма, которая была заплачена за Манхэттен много лун назад.

Президент достал свой бумажник.

С высоты вновь прогремел голос.

— Он говорит: только мелкими купюрами, — сказал переводчик.

Президент протянул деньги; огромная рука, словно выточенная из красного дерева, протянулась навстречу и взяла деньги.

Где-то под потолком снова загромыхало.

— Что еще? — спросил президент.

Коротышка перевел.

— Он выражает надежду, что вы построите много-много кораблей, и он придет в гавань попрощаться, когда вы будете отплывать туда, откуда приехали.

— Он так и сказал?

Президент Соединенных Штатов поглядел на карты, по-прежнему лежавшие на столе.

— Могу ли я посмотреть и убедиться, что я не надул вас?

Маленький индеец отрицательно покачал головой.

Президент подошел к двери, обернулся и спросил:

— А что это вы там говорили насчет кораблей? Я никуда не собираюсь плыть.

С небес прошелестел удивленный голос:

— Разве нет?

И президент Соединенных Штатов тихо выскользнул из комнаты, а за ним и все его сенаторы.

Было около семи вечера. Сьюзен то и дело вставала, подходила к входной двери и глядела сквозь стекло на железнодорожные пути внизу под холмом, на бегущие по ним поезда и поднимающиеся клубы паровозного дыма. Красные и зеленые огни отражались в ее больших карих глазах. В темноте ее пухлая рука казалась чернее самой ночи. Она сжимала губы и поминутно смотрела на часы.

— Часы старые, наверное спешат, — сказала она. — Жестяная развалина.

— Никакая это не развалина, — возразила из угла Линда, небрежно перебирая в своих черных руках пачку грампластинок. Выбрав одну, она придирчиво оглядела ее, поставила на патефон «Графанола» и завела музыку. — Может, все-таки присядешь и успокоишься, ма?

— У меня еще вполне здоровые ноги, — ответила Сьюзен. — Не такая уж я старуха.

— Да приедет он, приедет. А не приедет, так не приедет, — сказала Линда. — Ты не можешь заставить этот поезд ехать быстрее или давать ему всюду зеленый свет. Во сколько, он сказал, приедет?

— Сказал: поезд семь-пятнадцать, здесь стоит полчаса, потом — в Нью-Йорк, сказал, как приедет, сразу возьмет такси, сказал, чтобы не вздумали встречать его на вокзале.