Юрий Брайдер - Гвоздь в башке

— Позвать ко мне отца Вельверде!

На сей раз пришлось ждать значительно дольше, чем это было в случае с Диего де Альмагро. То ли жрец Диониса находился где-то вне лагеря, то ли просто не торопился на аудиенцию, не сулившую ему ничего хорошего.

Между тем Эрнандо де Соте даром времени не терял — с хитростью и предусмотрительностью, свойственной некоторым умалишенным, он в разных местах своего обиталища разложил индейские боевые дубинки, прикрыв их от посторонних глаз чем придется. Теперь куда только ни шагни — везде оружие будет под рукой.

Отец Вельверде был сух, долговяз и вообще походил на увеличенного в тысячу раз богомола (только с бычьей головой). Правой рукой он опирался на дионисийский посох-тирс, а левой перебирал четки, выполненные в форме виноградной грозди.

В глубь палатки отец Вельверде соваться не стал, а притулился у выхода. Ничего не скажешь — хитер бобер.

Он не счел нужным сопроводить свое появление какими-либо речами, а только молча буравил Эрнандо де Соте недобрым взглядом, словно рентгеном просвечивал. Это немного смутило безумца.

— Сегодня вечером мы дадим индейцам решающий бой, — произнес он натянуто.

— Я с самого утра молю Диониса о победе, — сказал Вельверде, по-прежнему оставаясь возле выхода.

— Тогда можно считать, что она уже у нас за пазухой. А как ты смотришь на то, чтобы самому поучаствовать в бою? — все это, конечно, говорилось только для отвода глаз.

— Мне нельзя брать в руки иное оружие, кроме этого, — жрец пристукнул посохом об пол палатки.

— Оружие тебе не понадобится. Ты первым приблизишься к королю Уаскару и расскажешь ему всю правду о боге Дионисе. Предложишь отказаться от прежних заблуждений, проклясть идолопоклонство и принять истинную веру. Если он воспротивится, ты крикнешь: «Бей язычников!» Для наших артиллеристов это послужит сигналом в стрельбе, а для кавалеристов — к атаке.

— А если он согласится принять дионисийскую веру?

— Сочти это за обман и поступай так, как я велел. Коль пушки заряжены, они должны стрелять.

Говоря так, Эрнандо де Соте демонстративно снял шпагу, отшвырнул в сторону и, задев гостя плечом, выглянул наружу.

— Погода благоприятствует нам, — заявил он, хотя вместо солнца видел на небе черную дырку, а вместо величественных горных пиков — могильные холмы.

Вельверде, бесцеремонно оттесненный от выхода, вынужден был отступить к центру палатки. Тем не менее он упорно держался к де Соте лицом.

А тот уже трясся от вожделения, словно голодный пес, узревший кусок мяса, но не ведающий, как к нему лучше подступиться.

Вельверде, принявший слова де Соте за чистую монету, все еще колебался. Наверное, опасался, что во время боя ему подстроят какую-нибудь каверзу. Однако серьезного повода для отказа у него не было.

— Я подумаю, — буркнул он наконец.

— Чего тут думать! Соглашайся, и в знак моей признательности немедленно получишь вот эту вещь, — он кивнул на золотое блюдо, украшенное барельефом бога солнца Инти, весьма похожего на распустившего хвост павлина.

У Вельверде было много личных достоинств, не раз выручавших его в Мексике, Панаме и здесь, в Перу, — ум, проницательность, осторожность. Да только все перевешивала алчность. Прежде он не верил ни единому слову де Соте, а тут вдруг поверил. Очень уж хотелось ему заполучить это драгоценное блюдо, которое пронырливая Росета-Чуики, наверное, сперла в дядюшкином доме.

— Мне ли зариться на языческие сокровища… Я привык довольствоваться малым. Но если ты даришь эту святыню Дионису — другое дело, — утратив бдительность, он склонился к блюду и на мгновение оказался к безумцу спиной.

Де Соте, действуя проворно, как охотящийся тарантул, выхватил из какого-то потайного места дубинку и уже было замахнулся, но тут в его коварные планы вмешалось провидение (я имею в виду, конечно же себя).

Тактика моя была проста и уже неоднократно проверена на деле — молодецким наскоком овладеть жизненно важными участками мозга, а чужое сознание вытеснить куда-нибудь на периферию. Особого противодействия со стороны де Соте я не ожидал. Ну что, спрашивается, взять с параноика, все помыслы которого сосредоточены лишь на одном — убивать, убивать и еще раз убивать?

Но случилось то, чего я никак не ожидал. При первом же напоре сознание капитана Эрнандо де Соте рассыпалось, как стеклянный стакан, в который плеснули крутого кипятка. Хлипкая оказалась психика, на одном только честном слове и держалась.