Тысячи и тысячи шагов! Все слилось в один долгий многообразный гул.
Вот уже два дня, как я в Москве. Работа, заботы, встречи, дела, звонки по телефону — все точно слилось с этим шумом и гулом. И этот гул отодвинул от меня далеко все то, что было несколько дней назад.
Как давно это было! Да и было ли?
Телега в тумане… Коля Сенцов и санитар… Темная гладь шоссе, полуразрушенная беседка… А в ней Думчев. Один под дождем. Потом опять шуршание колес телеги по шоссе… Мы тогда же ночью сдали Думчева на попечение Полины Александровны. А рано утром я узнал от нее, что Сергей Сергеевич лишь слегка простудился. Он просил только об одном: никого к нему в лабораторию не пускать.
Я сразу же простился с Булай. Она записала мой московский адрес.
Потом я зашел к Тарасевичу. Он еще не вернулся с областной конференции. Я оставил у него свой адрес и в тот же вечер сел в поезд на Москву…
Как весело, громко и ярко здесь, у метро! Полукольцом стоят продавцы цветов.
Под августовским еще жарким солнцем горят огненно-красные настурции в низеньких глиняных кувшинах. К жердочкам, прибитым к столам, привязаны готовые букеты цветов, обрамленные обязательным узорчатым папоротником. Из каждого букета смотрят и гордятся своими пунцовыми, малиновыми и оранжевыми тонами георгины. Но пытаются спрятаться в букете и стать незаметными белые шарики жемчужин. Напрасно. Они видны и придают ласковость и скромную прелесть букету.
Цветы августа! Ваша окраска так ярка, сильна и разнообразна! Но скоро осень. Дождь… Желтое увядание…
И вот тут, в эту минуту, на этой площадке, у этих корзин с цветами, я вдруг вспомнил живой огонь тех, иных красок.
Страна Дремучих Трав!.. Я тогда ждал: вот-вот раскроются ворота в заборе из надкрыльев медного жука! И предо мной уже не забор, а гигантский театральный занавес, горящий, блещущий совсем незнакомыми мне красками.
Да! Какая же тайна скрыта в силе, яркости, причудливости и разнообразии тех красок? И почему Думчев говорил, что эти краски вечны и не померкнут никогда?
А что, если… если здесь скрывается какое-то открытие? Ведь может быть… Как знать!
Как легко и быстро я назвал конспект Думчева «конспектом ошибок»! И вот обидел старого человека. Напрасно я убедил его писать непривычную для него заявку. Заявка! Даже звучание этого слова было чуждо его слуху. Я сбил его с толку. А чем же и как помог я Думчеву?
Вот, например, он показал дивные краски на сооруженном им заборе около летнего дома. И горячо говорил о них, как о великом открытии. Кому об этом рассказать? Проверить, спросить…
А не обратиться ли мне к Калганову? Он физик. Проблемы света, цвета и красок — его облает О нем я часто читал в наших газетах.
Да! Сегодня же, если успею, пойду в институт к Калганову После киносъемки, после репетиции.
В павильоне киностудии, глядя при шумном свете юпитеров на декорации, я продолжа думать о красках Думчева. И на репетиции в темном зрительном зале, за режиссерским столиком, над которым горит одинокая лампа под темным абажуром, в спокойной, чуть-чуть жесткой тишине, нарушаемой репликами актеров на сцене, глядя, как осветители подбирали цвет софитов и освещали декорации, я снова вспомнил слова Думчева.
«Ах, эта зелень весны, нарисованная в театре на фанере и картоне! Меняется ли она вместе с музыкой оркестра? Нет! Краски застыли раз и навсегда…»
Репетиция кончилась в четыре часа дня. Успею зайти к Калганову!
Прежде всего — эксперимент!
Еще кипел московский день, а я уже был в кабинете физика Дмитрия Дмитриевича Калганова. Он попросил меня подождать, пока закончит беседу со своими сотрудниками. Разговор их был для меня непонятен — о какой-то сложной физической проблеме.
Лицо физика мне чем-то напоминало знаменитый портрет Ермолова, неустрашимого героя сражений с Наполеоном.
Но физик Калганов не воин, а ученый и живет не в девятнадцатом веке, а в наши дни. Он не воин. Но этот жест, четкий и повелительный, эти движения без всякого оттенка суеты… Какой львиный поворот головы! Черты лица крупные, резкие, почти могучие. Голос раскатистый…
Я смотрел и думал: «Да, такой человек наведет порядок в круговороте научных проблем, проектов, замыслов и предложений — наведет добротный хозяйский порядок на своем ученом дворе».
— Хотите — верьте, хотите — нет и посчитайте все это фантастической повестью… — так начал я свой рассказ о Думчеве, когда Калганов усадил меня в кресло рядом с собой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу