Александр Громов - «Если», 2004 № 05

— Я слушаю.

— Меня что-то преследует. Именно ЧТО-ТО. Звоню, чтобы сказать: я единственный, кто может это остановить. Если полиция попытается вмешаться, будут новые трупы.

— Хэммонд, мы можем вас защитить.

— Только не от этого. Не от того кошмара, с которым я столкнулся…

— Все это как-то связано с вашим переводом? — неожиданно спросила Лайм. — С «Зазеркальем»?

Молчание. Хуанг свирепо уставился на Лайм и уже раскрыл рот, когда Хэммонд вдруг ответил:

— Что вы об этом знаете?

— А вы? — спросила Лайм.

Очередная долгая пауза.

— Каббалисты шли по верному пути, — выговорил Хэммонд. — Не знаю, как это произошло. И не хотел этого. Но прошлой ночью какие-то линии пересеклись. Может, дело в переводе, может, в чем-то большем. Но мои давние подозрения подтвердились самым неожиданным образом… Зеркальный мир существует!

— Минуту, — попросил Хуанг. — Хэммонд!

Молчание и слабый шум поезда в трубке. Прошла еще минута. Они услышали звук шагов, звяканье трубки.

— Служба охраны бостонского метро, — сказал незнакомый голос.

— С кем я говорю?

— Детектив Натан Хуанг. Где Хэммонд?

— Здесь никого нет. Трубка снята с рычага.

— Черт знает что! — выругался Хуанг, — протягивая телефон полицейскому и поворачиваясь к Лайм. — Он ускользнул.

Лайм рассеянно поморщилась.

— Зеркальный мир, — протянула она.

Хуанг так и лопался от злости.

— Зачем ты встряла в разговор? Хэммонд либо действительно спятил, либо прикидывается невменяемым. С твоей помощью, разумеется.

— Вероятно, он действительно немного не в себе, — кивнула Лайм.

— Нам надо сообразить, где его искать.

— Ты усматриваешь в его словах какой-то смысл?

— Во всяком случае, теперь нам есть, с чем работать. Хэммонд перевел «Алису в Зазеркалье» на иврит, верно? А евреи, в отличие от нас, пишут справа налево. Это зеркальный язык.

Хуанг как-то странно посмотрел на нее.

— Положим.

— И это язык с богатыми традициями, если учесть могущество печатного слова. Древние каббалисты верили, что буквы иврита — орудия, которыми пользовался Господь, создавая Вселенную. И если соединить эти буквы определенным образом, можно многое получить.

— И ты этому веришь?

— Неважно, во что верю я. Просто пытаюсь сообразить, во что верит Хэммонд. Ты взял меня как аналитика, вот я и занимаюсь своим делом… Ты видел переведенные им книги. Исследование каббалы, мистического еврейского учения. Хэммонд с головой ушел в него и, может, постепенно уверовал.

— Во что?

— Легенда гласит: каббалисты с помощью букв иврита вызывали духов и ангелов. Возможно, Хэммонд считает, что и его перевод имеет такую же силу. Он случайно наткнулся на определенное сочетание символов, и в этот момент был уничтожен его дом. Хэммонд бежит, добирается до метро, но что-то снова настигает его; ему опять приходится спасаться — в полном убеждении, что тварь из Зазеркалья пытается с ним покончить.

— То есть он псих!

— Может быть.

— Но какое отношение это имеет к нам?

— Помнишь, что сказал Хэммонд охраннику? «Отпустите меня. Я должен сам положить этому конец». Ему недолго осталось бегать. Он ищет собственных демонов. Охотится за ними. Но как можно охотиться за созданиями зеркального мира?

— Понятия не имею, — беспомощно поднял руки Хуанг. — Найти по-настоящему большое зеркало?

— Верно, — выпалила Лайм и застыла.

«Парк-стрит»… Всего несколько остановок от площади Копли.

Недостающий кусочек головоломки встал на место, и очевидность решения потрясла аналитика.

— Я знаю, куда направляется Хэммонд!

— Знаешь?

— Ты был совершенно прав, — бросила на ходу Лайм, устремившись к лестнице. — Для охоты на существо из зеркального мира следует прежде всего отыскать зеркало. Самое большое зеркало во всей Новой Англии. А после — ждать, когда охотник придет. Только тогда Можно затолкать его обратно, в чертово Зазеркалье.

Лайм широко улыбнулась.

— Хэммонд направляется к источнику, то есть к самому большому зеркалу в Бостоне, к небоскребу Хэнкок Тауэр.

Час спустя на площади Копли из вращающихся дверей, ведущих в вестибюль отеля, показался мужчина в голубом спортивном костюме. Он нерешительно постоял на тротуаре, любуясь изысканным кружевом церкви Святой Троицы.

Башня-небоскреб Джон Хэнкок Тауэр возвышалась над площадью гигантским параллелепипедом, грани которого поблескивали отраженным дневным светом. Все шестьдесят этажей зеркальной поверхности отражали Бостон, существующий в ином мире, зеркальный город, совершенный в мельчайших деталях. Десять тысяч переплетов посеребренного стекла.