Сергей Подгорный - Вторая возможность

Мать смотрела в застекленную дверь, в окно и в самом деле замечала кого-нибудь из медсестер или санитарок, делавших ей издалека знаки.

Когда же кто-то входил, он сразу резко возбуждался, начинал ругаться яростно, а потом - летел...

Ей запомнился такой случай. Вошли - входили со скрываемым страхом Костиков, Мирошниченко, Екатерина Петровна, а с ними, как потом выяснилось, - гипнотизер (видно, испробовав все медикаменты, которые могли достать, решили обратиться к такому средству). Гипнотизер остановился у двери и сразу начал делать руками какие-то пассы, но только лишь Ваня, как всегда сильно возбудившийся, посмотрел на него пристально - побледнел и выскочил в коридор. В ту же секунду, под исступленные ругательства, его примеру последовали остальные, а Ваня потом, как всегда... полетел...

Мать говорила, что было ему года двадцать два - двадцать три, был он по виду скорее сельским, чем городским, образован был мало. Черноволосый, глаза черные, жгучие, смотрел пристально, напряженно. Все его панически боялись, странно боялись, безусловно выполняя его требования и прихоти. Он, например, а время было голодное, требовал на обед то-то и то-то, и ни разу не было, чтобы его требования не исполнили.

Мать его не боялась совершенно, она говорила, что ей это даже не приходило в голову; ее он слушался во всем.

Летал Ваня только тогда, когда бывал сильно возбужден. Полет всегда являлся завершением стремительно нарастающего возбуждения. Тело его, по словам матери, все сильнее напрягалось - он постоянно лежал на спине, судорожно напряженные руки расходились в стороны, тогда туловище судорожно же, с большим напряжением - начинало волнообразно изгибаться... замирало, выпрямленное, в сильном напряжении... он плавно поднимался сантиметров на десять - двадцать над кроватью и боком, в одном направлении и на одной высоте медленно летел к двери; немного не долетая до нее резко падал на пол. Сколько мать его полетов ни видела - они были только такими.

Когда он летел - глаза его были открыты, но был ли он в те моменты в сознании, мать не знала. После полетов Ваня выглядел обессиленным, хотя пролетал немногим больше трех метров. Мать затаскивала его на кровать и успокаивала.

В конце марта 1944 года Ваню из эвакогоспиталя забрали. Прилетел самолет, и его увезли в Москву.

Второй и последний раз она встретилась с Ваней весной 1947 года. Вместо эвакогоспиталя вновь был создан санаторий N_3 "Машук", и мать продолжала работать уже в санатории. Ваня приехал туда долечиваться и отдыхать. И он, и мать обрадовались встрече. Вид у Вани был вполне здоровый, он уже ходил, хоть и с палочкой, немного пополнел, от былой раздражительности не осталось следа. Мог ли он, выздоровев, по-прежнему летать и сохранились ли другие его способности, она не знает: об этом она его не спрашивала...

9

- Н-да... - протянул Швартин, слушавший Евтеева с напряженным вниманием, удивленно и недоверчиво.

- Ну, и что ты на это скажешь?.. - с мягкой усмешкой спросил Евтеев.

Швартин смог только по-прежнему покачать головой, глядя в глубокой рассеянности на багрово-сизые угли костра.

- Вот тебе и информация для размышления... - вздохнув, сказал Евтеев. Можешь, конечно, не верить в эту историю, хотя лично я в ней не сомневаюсь, но попробуй предположить, что она - правда; какие тогда следуют выводы?..

Швартин продолжал задумчиво молчать.

- Вот после этой случайно услышанной истории, подчеркиваю - _случайно_: ведь если бы не получил я задание тогда, на творческом семинаре, написать рассказ о войне, вряд ли бы вообще услышал о Ване, контуженном зимой 1944 года, - слова "телепатия", "телекинез", "ясновидение", "психическая энергия" и т.п. перестали быть для меня пустым звуком, - подвел итог своему рассказу Евтеев, глядя вверх и в сторону - на гобийское звездное небо.

Это была его _вторая_ личная причина веры в Шамбалу. О первой он рассказал Швартину после того, как тот, отчаявшись переубедить сам, решил познакомить его с Клюевым...

10

Вся мебель в квартире Клюева была изготовлена ее хозяином в подвале, превращенном им в столярную мастерскую. Обстановка квартиры поражала необычностью и сначала казалась хаотичной из-за странной расстановки мебели и из-за самой мебели: какой-то на вид изломанной и подчеркнуто асимметричной. Но с течением времени, по мере того, как Евтеев осваивался, стараясь проникнуться логикой Клюева, он начал видеть в кажущемся хаосе своеобразный порядок, а в странном облике мебели - не сразу понятную рациональность.