Роджер Желязны: Миры Роджера Желязны. Том 15

— Ну, я…

— Послушай! Какими средствами ты располагаешь?

— Ну… ничем, кроме того, что со мной.

— А дома?

— Моя фамильная честь. Герб, который упоминается раньше, чем герб Карла Великого. Пожизненный доход от семидесяти тысяч акров превосходной земли в долине рядом с Орлеаном, пожалованной старым королем Филиппом в год его смерти.

— Ничего твоего собственного?

— Жена…

— Ничего действительно ценного?

— Участок или два…

— Какой площади?

— Три тысячи акров.

— Чистые и без долгов?

— Наследство от моего отца.

— Не хотел бы ты использовать их как коллатераль?

— Коллат… что?

— Залог. Под него Орден может одолжить тебе денег, на которые ты наймешь воинов и купишь лошадей, вооружение, продовольствие. В обмен на это ты обещаешь нам вернуть долги с процентами.

— Грех стяжательства!

— Это неподходящее слово, кузен.

— Какова сумма?

— Я полагаю, Орден мог бы одолжить тебе 36 000 пиастров. Это составит 1200 сирийских динаров.

— Сколько же это в деньгах?

— За убийцу сарацинского короля потребовали выкуп в пятьдесят раз больше. Подумай об откупных, которые мы, тамплиеры и другие монашеские ордены, получили, когда Генрих Английский устранил Бекета, простого монаха. А тут убийство короля!

— Так на эти деньги можно купить людей, оружие и преданность?

— Все, что тебе нужно.

— А как во всем этом будет участвовать моя земля?

— Ты выплатишь долг и проценты из захваченной добычи. Если же не сможешь уплатить, твой земельный надел перейдет к нам.

— Я уплачу вам.

— Конечно же. Так что твоя земля вне опасности, не так ли?

— Я думаю, да… Я должен дать обещание перед Господом как христианин и рыцарь?

— Я с удовольствием ограничился бы твоим обещанием. Но моим начальникам в Иерусалиме нужна бумага. Я могу умереть, но твой долг перед Орденом останется.

— Я понимаю.

— Хорошо. Я подготовлю бумагу. Тебе останется только поставить подпись.

— И тогда я получу деньги?

— Ну, не сразу. Мы должны послать гонца в Иерусалим за благословением Жерара де Ридерфорта, нашего магистра.

— Ясно. Сколько это займет времени?

— Неделю — на дорогу туда и обратно.

— А где в этой гостеприимной стране я буду есть и пить все это время?

— Что за вопрос? Конечно, здесь. Ты будешь гостем Ордена.

— Спасибо, родственник. Теперь ты говоришь, как истинный норманн.

Алоис де Медок улыбнулся:

— Не думай об этом. До обеда у тебя есть время почистить сапоги.

Стол в покоях Жерара де Ридерфорта, Великого магистра Ордена тамплиеров, был семи локтей в длину и трех в ширину. Однако он вряд ли занимал все место, отведенное магистру в Иерусалимской общине.

Сарацинские мастера вырезали на длинных боковинах стола украшение из норманнских лиц — овал за овалом с широко раскрытыми глазами под коническими стальными шлемами; пышные усы над квадратными зубами; уши, как ручки кувшинов, скрепляющие головы друг с другом.

Томас Амнет внимательно смотрел на эту цепочку голов, сразу же угадав, что это карикатуры. Господи, сказал он сам себе, как же эти бедные создания должны ненавидеть нас! Западные варвары, удерживающие их города силой оружия, верой в Бога-Плотника и более старого Бога-Духа.

— Что ты там колдуешь, Томас?

— А? Что вы сказали, Жерар?

— Ты так углубился в изучение края стола, что совсем не слышал меня.

— Я слышал вас достаточно хорошо. Вы хотели знать, достоин ли Ги де Лузиньян короны.

— Выбирает Бог, Томас.

— Или, в некотором смысле, Сибилла. Она мать покойного короля Болдуина, сестра прокаженного короля Болдуина, который был до него, и дочь короля Амальрика, правившего до прокаженного. И теперь она взяла Ги в супруги.

— Это еще не делает его королем, — напомнил Жерар. — Я лишь хочу знать, должен ли Орден тамплиеров поддерживать Ги или встать на сторону принца Антиохии?

— При условии, что сначала принц Рейнальд откажется от намерения силой захватить трон?

— Конечно, конечно. А если он попытается?

— Рейнальд де Шатильон — чудовище, и вы это уже знаете, господин.

Когда патриарх Антиохии проклял Рейнальда за вымогательство денег у императора Мануэля в Константинополе, — продолжал Амнет, — принц приказал своему цирюльнику обрить старику голову и бороду, оставив ожерелье и корону из неглубоких порезов вокруг ушей и горла. Потом Рейнальд смазал эти раны медом и держал патриарха на высокой башне под полуденным солнцем, пока мухи чуть не свели его с ума.