Дмитрий Перовский: Конкурс-семинар «Креатив»: Безумные миры

Михаил Степанович тронул джойстик, и кадр укрупнился. Слезящиеся глаза, потерянный блуждающий взгляд, губы, с которых срываются беспрестанное бормотание и струйка тягучей слюны. Прибавив громкость, представитель президента услышал плохо различимые повторяемые речитативом слова: «бенбен, у-у, елы палы, бенбен, трах-тибидох, у-у, бенбен, трах-тибидох…» Хрип, протяжный, долгий, а затем вновь речитатив, — как заезженная граммофонная пластинка.

На Михаила Степановича неожиданно накатила тошнота, и он судорожно сглотнул. Представитель по правам человека, работая в комиссии, насмотрелся всякого, да и до того, во «Врачах без границ», многое повидал, однако сейчас дурнота предательски напомнила ему первый опыт медпрактики. Тошнота отвращения. Не больного, а окружающей обстановки и людей вокруг.

Рука дрогнула, и вид из камеры заскользил вниз, показывая наколку на груди постояльца. Расправивший крылья сокол, под ним надпись «Финист». Вид продолжал смещаться, и в кадр попали трясущиеся руки, пытающиеся мастерить какой-то жуткий мяч. Сердцевиной кубла являлся угловатый камень с неровной ноздреватой поверхностью, а к нему крепились проволоки, жестяные обрезки, пластмассовые детальки детской игрушки, фрагмент электронной платы… «Трах-тибодох, бенбен, елы-палы…»

Хозяин кабинета закурил, и в отражении появилось новое яркое пятно. Михаил Степанович оторвал взгляд от монитора и открыл папку, которую до этого держал во второй руке.

— Лаборатория Николая Селянинова. Вам не кажется, профессор, что это цинично как-то, — сказал он, проглядывая записи в бумагах.

— Ну, все лучше, чем безликий номер, — ответил сидевший за столом Виктор Сергеевич Гордеев и выпустил к потолку струйку дыма. — Или вы думаете, что лаборатория должна иметь имя руководителя? Так я лицо засекреченное, еще с советских времен. А объект… Кто его знает под именем Николай Селянинов? Финист…

— Объект находится на исследовании у вас уже около десяти лет. Полиморфное психическое расстройство было свойственно ему еще в самом начале вашей работы, однако попыток лечения не применялось. Вы же, Гордеев, не только ученый, но и врач.

— Шутить изволите? — хмыкнул Виктор Сергеевич. — Это все равно, что пытаться починить неисправную рацию, которая неожиданно стала принимать сигналы инопланетян!

— Да, но пичкать объект ноотропными препаратами и психодислепсиками! — Кобзарь поднял глаза на профессора и потряс бумажками из папки. — Это же все равно, что тушить пожар керосином! Я вообще удивляюсь, как его психика окончательно не пошла вразнос! Вы же должны понимать, какое разрушительное воздействие они оказывают, да еще в таких количествах! Я представляю, какой уровень интоксикации у Селянинова — для него каждое утро, как после пьянки! Вместо того чтобы бороться с галлюциногенным бредом, вы еще больше вгоняете его в сумрачное состояние сознания. А если ценность объекта велика, то…

— Не суйтесь не в свое дело, господин чиновник, — профессор, стукнув ладонью по столу, прервал гневную тираду проверяющего. — От меня требуют результат, я этот результат предоставляю. У нас все под контролем.

— Вы, Гордеев, бесчеловечная скотина. Мой дед, когда освобождал в Польше фашистские концлагеря, видел результаты подобных исследований. Я пойду к президенту и, клянусь, подниму вопрос о гуманности этих исследований, а затем…

— А не пошли бы на х** с вашим чистоплюйством! — Гордеев резко затушил сигарету в пепельнице и встал из-за стола. — У меня тоже дед воевал и вовсе не для того, чтобы страну развалили такие держиморды вроде вас, рассуждающие о гуманности, свободе, демократии, а сами разворовывающие все подряд. Не с представителями ли премьера вы сегодня приехали, чтобы вылечить какого-то породистого бунда, дед которого стрелял в вашего деда? О человечестве вы, видите ли, обеспокоились, о морали… Я забочусь о человечестве! Вот!

Гордеев махнул рукой в сторону книжного шкафа, набитого канцелярскими папками.

— Все это — прорывы в науке. В биологии, инженерии, медицине, физике, химии. Этот бубнящий что-то маловразумительное и гадящий под себя слюнявый идиот выдает на-гора такие идеи, что работать с ними институтам всего мира не одно десятилетие. Где плавает в это время его сознание, мне безразлично, потому что парень как будто бы с другой планеты, из другого измерения — мыслит другими категориями. Быть может, то, что он мастерит в данный момент, это термоядерный реактор, а может… Боже! Черт!