Часть 1
СХОДИТЬ, НЕ ЗНАЯ КУДА
Рост потянулся, руки, ноги, даже шея и торс — все стало «не своим», от долгой и вынужденной неподвижности такое случается. Но в том, что происходило, было что-то еще, более сложное и малопонятное. И сразу же услышал приказ Баяпошки:
— Не вертись.
Ростик немного рассердился. Но скорее от смущения, которое он теперь почему-то постоянно испытывал перед этой красавицей, его бывшей женой, аймихошей и художницей, матерью его второго сына Гаврилки, сестрой его нынешней жены Винрадки. Она сидела с задумчивым видом перед огромным, чуть не в половину чертежного стандарта, листом шершавой бумаги и старательно водила по нему толстым черным карандашом «Кремль». На Роста она почти не смотрела, но иногда он чувствовал идущую от нее волну горячего внимания. А ведь обещала не усугублять...
— Ты кого рисуешь? — спросил Рост, давая выход смущению. — Меня или как договаривались?
— Как договаривались, — быстро отозвалась Баяпош-хо. — Не злись и не волнуйся, все получится.
Договаривались они о том, что Баяпошка будет рисовать всех тех, кого Рост встречал в своем плену, — чегетазуров, несупен, ярков, вас-смеров, кваликов, вырчохов, Докай, боноков и тех, других медуз, которые ходили по Нуаколе в жестких прозрачных скафандрах и иногда выпускали какой-то пар, от которого все прятались. Словом, тех, кого он был способен отчетливо вспомнить, хотя, если бы он действительно постарался, вспомнить, разумеется, смог все — тренировки аймихо, которым Гринева когда-то подвергали, не прошли даром.
— Ты им случайно не портретное сходство придаешь? — снова спросил Ростик, потому что успокаиваться не собирался. Правда, при этом он ни на мгновение не сомневался, что действительно у Баяпошки все получится. Но беда-то была в том, что у него не слишком выходило, вернее, он просто не желал вспоминать многое из того, что с ним случалось в плену.
— Я рисую, чтобы потом можно было выгравировать их на стали. Этими гравюрами мы набьем твою книгу, и тогда...
Что тогда, Рост не стал слушать.
— Я не против иллюстраций, но зачем? Кому это нужно?
— Ты не спорь, ладно? — Баяпошка слегка прищурилась, тоже, вероятно, от избытка чувств. — Не тебе решать, что важно и кому нужно.
— Именно мне. — Он уже сдался, но на словах признавать этого не хотел. — Посадите десяток людей за ненужные гравюры, оторвете от более насущных дел... Не понимаю.
— А как их узнать, если кто-то, не ты и не мы, аймихо, их увидим? У тебя есть более дельное предложение? — холодновато спросила Баяпошка. Вздохнула, добавила: — Так что не вертись. Когда ты вертишься, тебя читать труднее.
Дело было в том, что Ростик, когда действительно понял, что вернулся, что вырвался из плена пурпурных, для просвящения всего честного народа написал книгу. Сначала он, конечно, хотел просто дать отчет о своем житье-бытье, которое в плену было не слишком веселым и сладким. А потом увлекся и накатал огромный текст, иногда даже слишком подробный, почти роман, который теперь, по словам тех, кто приезжал к нему, читали все подряд. На самом деле — все, кому не лень.
Но вот описания разных существ, которых он видел и которых сам-то представлял очень живо, ему не удались, вероятно, все-таки он был не романист. Тогда и родилась идея, которую озвучил, кажется, Сатклихо, чтобы Баяпошка сосредоточилась на его, Ростиковых, мозгах и вычитала из памяти подлинный вид различных разумников. Этим теперь они и занимались. К слову сказать, Баяпошка за те годы, пока Роста не было, стала не только женой Эдика Сурданяна, не только родила еще четырех ребятишек, помимо Гаврилки, но и сделалась штатной художницей Боловска. Что было необходимо, потому что после Переноса восстановить процесс фотографирования не выходило, вероятно, не удалось получить в достаточном количестве требуемую для этого химию. А старинные технологии, например, на асфальте, как было когда-то, когда фотографию только изобрели, оказались напрочь забыты.
Кстати, имена этих четырех ее детей Рост при всем старании и знании трех иных языков Полдневья, кроме русского, выучить так и не сумел. Должно быть, подзабыл природный язык аймихо, да и не слишком хорошо узнал его, когда из него делали Познающего. А их русские аналоги... Да, русский он тоже, как с удивлением обнаружил, трудясь над манускриптом, изрядно запустил. Для его уха русский теперь частенько звучал необычно, чуждо, и если вслушаться, то Рост даже некоторые слова произносил неуверенно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу