Валерий Полищук - Смысл-54

- Вы были глубоко неправы насчет меня в смысле пятьдесят три, - глухо, без приветствия произнес он в трубку.

- Не может быть, - всполошился приятель. - Неужели не идет?

- Не идет. И не может пойти, так сказать, в смысле пятьдесят четыре. Не та я особь, до эволюции не дорос. И вообще - все это баловство, - Михаил Петрович открыл в себе способность невесело усмехаться.

- Не надо отчаиваться, - засуетился Василий Степанович. - Это бывает. Киай приходит не всегда.

- При чем тут ваш киай? На кой мне черт эти диалекты, я только начинаю понимать русский язык, Скажите лучше, не загружена ли наша большая, перебил его Рязанцев.

- Сегодня свободно, - уныло ответил приятель.

- Тогда позвольте мне подключиться...

В том институте строжайше запрещали подключать к большой машине посторонних. Рязанцев знал это, но вдруг понял, что Саркисяна подводить нельзя. Большая могла разделаться с оптимальным вариантом за два часа.

Василий Степанович никогда не слышал, чтобы Рязанцев кого-нибудь о чем-нибудь просил. "Черт с ним, с Калмыковым", - решил он про себя, а вслух сказал коротко:

- Включаю.

Теперь у Михаила Петровича было два свободных часа. Он запер машинный зал и побежал в соседний двор. Магазин был уже закрыт, но около служебного входа возился с какими-то ящиками дюжий детина в тельняшке и с беломориной в зубах.

- Будьте любезны сказать, - обратился к нему Рязанцев, - нельзя ли здесь раздобыть пакет молока?

- Вот тебе на, - был ответ. - Я-то думал, ты за бутылкой.

И звучало это "ты" совсем не обидно.

- Нет, за молоком. Жена болеет.

- Погоди... - Детина нырнул в дверь, и вместе с ним нырнул благодушный запах жигулевского пива. Через минуту грузчик вернулся с измятым пакетом. Рязанцев протянул ему рубль.

- Бог с тобой, брат, - отвечал человек в тельняшке, закуривая новую папиросу. - С ума сошел? Спрячь. Беги к своей бабе.

И стало вдруг легко, как никогда в жизни. Новые, легкие слова и формулы всплыли из мутных глубин непонимания. Это не был тайный, забытый им внутренний язык; слова понял бы и ребенок. Почувствовав их безоружную, но прочную силу, Рязанцев мгновенно облек в них и проблемы Гильберта, и белореченский проект, и многое другое, ему самому еще неведомое.

И этот последний рубль пригодился. У трамвайной остановки невесть откуда взялась старушка цветочница. Подбегая к ней, Рязанцев вдруг сообразил, что первый раз в жизни покупает цветы.