Аркадий Стругацкий - Том 2. 1960-1962

28.07.60: «Юра <���шофер>: «Я когда в конце сезона с машиной прощаюсь, каждый раз целую ее в баранку ― прощай, милая». ― Использовать для Горбовского или Кондратьева».

12.08.60: «Не забыть в «В»: «Можно я здесь прилягу» ― встреча с Горбовским».

«В конце главы VII. Горбовский (вдруг встает): Я вижу, вы томитесь, штурман Кондратьев. Завтра я познакомлю вас с одним человеком. Его фамилия Званцев. Он глубоководник».

«Двое немцев держали политрука, завернув ему руки за спину, а третий срывал с него петлицы, срезал пистолет, рванул ворот. Он выстрелил из автомата, и все четверо упали, а он побежал в кусты. Немцы издевались над политруком. Он не знал, правильно ли сделал. Это были его первые».

13.08.60: «Глава «Собиратели информации». Марс. Машина, собирающая информацию о прошлом Марса. Информаторы ― маленькие машины. Машина начинает вести себя. Вызывают телепата. Лурье едет, едва услышав. Приключения ― все в юмористическом духе. ИДЕЯ ― бунт машины вещь забавная, а не страшная, ибо машина старается угодить, а не навредить человеку».

15.08.60: «Информаторы ― микроскопические машины размером с бактерию. Механические бактерии (и в медицине)».

«Глава «Двое в беде». Наш пилот попадает в ловушку, туда же попадает еще кто–то, с другой планеты. («И только тут он понял, что это не человек».) Потом они выбираются и расстаются. Тот убегает, страшно спешит, неужели навсегда».

21.08.60: «Коммунизм ― сообщество людей, любящих свой труд, стремящихся к познанию и честных с собой, с другими и в работе. Такие люди есть и сейчас».

24.08.60: «Идея: уже сейчас есть люди, годные для коммунизма; такими вы будете».

Там же и тогда же ― один из первых планов повести:

«Ч. I

1) Возвращение

2) Чужие (больница) ― сюда вставить историю корабля

3) Злоумышленники

4) Второе возвращение (одиночество). Идея: не гожусь я для коммунизма Свечи перед пультом

1) Скатерть–самобранка

2) Знакомство с Горбовским (он рассказывает «ГФ»)

Ч.II

3) У рифа «Октопус»

4) Странные люди

5) Улавливатели информации! (Думать!)

6) Благоустроенная планета

7) Заповедник (звероящеры и акклиматизированные существа, Лурье терпит там крушение)

8) Телепатостанция

7) Такими вы будете…»

«Профессии:

1) Ассенизатор

2) Дрессировщик

3) Телепат

4) Десантник

5) Глубоководник

6) Оператор–информатор («собиратель информации»)

7) Учитель».

28.08.60: «Лурье и Кондратьев не первые и не единств-<���енные>. Две экспед<���иции> так уже возвращались (сто и сто пятьдесят лет назад). Одна погибла в поясе тяжелых систем. Вторая прибыла. Там было трое, и они жили долго и работали как надо и умерли в штанах».

«Вставить в главу «Риф Октопус» дрессированных кальмаров, уничтожающих косаток. И дрессировщика». По крайней мере половина этих наметок в дело не пошла. Особенно жалко мне сейчас тех самых «маленьких рассказиков из нынешней жизни а 1а Хемингуэй или Дос–Пассос». Мы называли их ― «реминисценции». Все реминисценции эти были во благовременье написаны ― каждая часть повести открывалась своей реминисценцией. Однако в Детгизе их отвергли самым решительным образом, что, впрочем, понятно ― они были, пожалуй, слишком уж жестоки и натуралистичны. К сожалению, потом они все куда–то пропали, только АН использовал кое–какие из них для «Дьявола среди людей». На самом деле, в «Возвращении» они были бы на месте ― они давали ощущение почти болезненного контраста ― словно нарочитые черно–белые кадры в пышно–цветном роскошном кинофильме.

В те времена нас часто, охотно и все, кому не лень, ругали за то, что мы «не знаем реальной жизни». При этом безусловно имелось в виду, что мы не знаем ТЕМНЫХ сторон жизни, нас окружающей, что мы ее идеализируем, что не хватили мы еще как следует шилом патоки, что знать мы пока не знаем, насколько кисла курятина, и что петух жареный нас в маковку еще по–настоящему не клевал ― словом, совсем как у Александра Исаевича: «…едете по жизни, семафоры зеленые».

Отчасти это было, положим, верно. Жизнь не часто и не систематически загоняла нас в свои мрачные тупики (АНа ― почаще, БНа ― совсем редко), а если и загоняла, то сама же из этих тупиков милостиво и выводила. Не было в нашей жизни настоящего безысходного невезенья, и с настоящей свинцовой несправедливостью встретиться никому из нас не довелось. На всякое невезенье случалось у нас через недолгое время свое везенье, а несправедливости судьбы и времени мы преодолевали сравнительно легко ― как бегун преодолевает барьеры, теряя в скорости, но не в азарте. Как мне теперь ясно, оптимизм наш и даже некоторый романтизм тех времен проистекали отнюдь не из того факта, что в жизни мы редко встречали плохих людей, ― просто мы, слава богу, достаточно часто встречали хороших.