Николай Полунин - Орфей

- ...просто невероятно. Положим, летом здесь очень мило, но зимы, вечера?

- Что вы знаете о вечерах? Не надо делать из меня второго Хэмфри Ван-Вейдена.

- А вы не соскучились?

- По чему?

- По Москве хотя бы. По освещенным улицам. По телевизору, телефону, газетам, чистой ванне, чистой кухне...

- Угу. По кухонному трепу - или он теперь перенесен в европивные? По войнам, революциям, забастовкам, задержкам выплат, кризисам власти и финансов, налоговым декларациям, ночной стрельбе под окнами...

- Насчет стрельбы не знаю, а все остальное, что бы ни происходило, нас не затронет, вы же понимаете.

- Уж вас не затронет, это да.

- А вас? - Быстрый, скользкий вопрос. Как мокрое лезвие.

- Меня вообще ничто не затронет, - сказал я небрежно-нагло. - Шучу. Меня обидеть легче легкого. Кто я такой? Одинокий гражданин. С купленным паспортом. Без средств, связей и защитников. Бери такого голыми руками. Тем только и держусь, что ближнему народонаселению не до меня. А теперь и тут настигли.

- Не преуменьшайте, голыми руками вас не взять. На вас, может, танковой дивизии мало, если сами не захотите. Когда шел, я соображал, чем рискую.

Так, прием номер два - "лесть". Вообще когда со мной заводились в былые времена разговорчики на эту тему, меня всякий раз охватывало отстраненное безразличие и усталость, очень скоро сменявшиеся отвращением и тоской. Так и сейчас.

- Соскучился. - Не глядя, взял квадратную длинную пачку, переломил, сунул в рот печеньице в шоколаде. - Очень соскучился. Займитесь наконец какой-нибудь закуской, раз уж натащили столько. От самой Москвы перли, как в старые-добрые колбасу по два двадцать?

- Обижаете. В вашем райцентре набрал. А, все едино, только этикетки другие. Обертки на конфетах с тем же самым.

Я невольно хмыкнул, но одернул себя. Не годится, что я ввязываюсь в беседу, что даю себя увлечь. Пересел так, чтобы не видеть его выпотрошенной сумки, что висела поверх моей одинаково замурзанной рухляди на стене у двери. Красное и черное... Банальщина какая.

Расставляя и наливая, Кролик журчал:

- Меняется только оболочка, суть же вещей остается неизменной. "Нон обим сиэт эрит" - не всегда так будет - мог написать лишь вдохновенный образованный язычник. На самом деле ветры покружатся, покружатся и вернутся на круги своя. Что было, то и будет. Агнцы потерлись среди козлищ, кто-то провонял, кого-то слопали, а козлища, даже обвалявшись в перьях с белых крыл, копыт не отбросили и рогов не пообломали...

- Вот и я к тому же. А вы поэт. Скажите еще: "И это проходит". Нашли меня как? - спросил резко, чтобы оборвать. - Сюда чем добирались? Пешком через старую узкоколейку и мох? В сумке пуда два. Вот уж правда - служба пуще неволи... Дайте закурить.

- Вы ж не курили никогда. Если судить по прежним материалам.

- Тут начал. Чего так плохо за мной смотрели здесь? Пленочку-то успели отснять. Снаружи и внутри, я так полагаю, вон, держитесь, как у себя в квартире, ни разу не спросили, где что лежит. Совсем меня из-под лапы не выпускали или все же на какой-то срок отрывался я? Не совсем клоунское было мое бегство? Хотя даже и выпускали если - все равно. Пока было вам чем без меня заняться, а сошла волна, и снова... Кто-то кому-то что-то сказал, тот следующему, тот - дальше, живет, мол, в лесу чудик, сам вроде городской, и чего это, почему это, слушок катился-катился, до кого-то из ваших докатился. Схема известная.

- Положим, насчет волны вы ошибаетесь, - сказал Кролик, как-то по-новому, иначе глядя на меня. Очень пристально. В руке перекатывал банку с пивом. - Когда волна идет, на таких, как вы, - самый спрос...

- Уродов, - вырвалось у меня. Я мгновенно пожалел. Ну вырвалось, ну!

- Не думал так о вас никогда, не говорил и не скажу. - Пристальный взгляд потух, Кролик занялся колечком на банке. - А насчет нашли - примерно как вы описываете. Только быстрее гораздо. Теоретически это называется "правилом пятой руки". Ну, через каждое пятое рукопожатие все люди на Земле знаются друг с другом. Вы пожимаете руку мне, я - кому-то еще, он - еще, а со сколькими связан в этой жизни каждый? Так и выходит. Чистая математика, куда денешься.

- Вам я пока руки не пожимал. А что не денешься никуда, то верно. Так я вас слушаю.

Он щелкнул кольцом на своей банке, опростал пиво в кружку. Я плеснул в свой стакан из бутылки виски с черной этикеткой.

Опять очень строгий пристальный взгляд. Какой-то... выпадающий из образа.

- Игорь Николаевич...

- Это я только по своей фанере Игорь Николаевич.