- Что с вами? Вы пострадали этой ночью? - Сержант милицейский.
Я едва успел сжать Женин локоть.
- Ночевали у тетки, стекло высадило. А так вроде больше там повреждений нет, я сегодня к колонке ходил, смотрел. Даже тополь старый на дворе не завалился.
- Вызвать вам машину?
- Да что вы, мы доберемся. Вот ветрище, а?
- Смотрите, троллейбусов не будет. Вы знали бы, что на Ленинском делается...
- А где мет...
Женю я увел, пока он не успел дослушать. Один из показавшихся мне издали просто сбитыми щитов изображал бутылку родниковой воды. Хоть стоял, привалившись к фонарю вверх тормашками, вода, понятное дело, из бутылки не выливалась. Зато мокрый весь и переломанный. Метров пять-десять летел от своего места, откуда сорвало, махина четырехметровая.
- Игореш, что здесь делается? Я только хотела спросить, где метро ближайшее. Или, может быть, у тебя есть деньги на такси? Какую машину он хотел тебе вызвать? Ту, по работе? А встреча ничего, впечатляет.
Ехидство - это сейчас хорошо. Это то, что надо, если денег у нас нет, документов у нас нет и к кому обратиться у нас нет. Господи, какое же число-то сегодня? Куда нас вынесло?
- Он предлагал вызвать "Скорую помощь". Ближайшее метро, как я понимаю, "Молодежная", это там, через мост. С деньгами у нас не очень. Я тебя люблю.
Она на мгновение прижалась. Пошла рядом, перепрыгивая через лужи, как первоклассница.
- Ты бесстыдный врун, - сказала Ежик, улыбнувшись.
Мы миновали плоский мост, через который проносились машины, и он ощутимо подпрыгивал. На повороте пришлось долго ждать промежутка в движении, чтобы перейти, и Женя еще раз поцеловала меня. Поваленные деревья были тут и там, и я все узнавал до детали. От гула городского я отвык. Представляю себе, как отвыкла она. А она улыбалась и не говорила больше, чтобы не кричать. Троллейбусные провода висели, оборванные. Все, кто мог, просыпался.
Перед стеклянным павильоном входа в метро станции "Молодежная" жизнь кипела. Здесь, наверное, разобрали в первую очередь, а может, и не было особенных повреждений. Но обрушенные тополя во дворах мы видели. Шли люди и ехали машины, и торговцы расставляли лотки на мокром асфальте. И разговоры только о ночном урагане. На меня смотрели сочувственно.
значит ураган был ночью
Я остановился как вкопанный, Женя, обнимавшая меня за талию, ткнулась вперед
Быть не может. Ведь теперь все должно прекратиться. Теперь. Я ушел и вернулся, и Ежка вернулась со мной.
Теперь все должно быть хорошо! Мое странное должно кончиться! Ну?!
О, Эжени.
- Что с тобой? Опять?
- Да. Опять. Ха-va. Не обращай внимания, ты этого, слава Богу, не знаешь. Прикрой меня справа, моя хорошая, а то увидят лапу, подумают, пьяный дрался и в лоб получил.
- А как мы в метро попадем?
- А мы хорошего человека попросим.
Хорошим человеком была дородная тетка. Я бессовестно обманул эту добрую женщину, повторив байку про вылетевшее стекло. И потерянный бумажник. Остался в стихийном бедствии без копейки. Не люди, что ли?
Я, должно быть, чуть переиграл, потому что она вдруг сказала: "Дыхни!" И пропустила, хорошая женщина. Надо в беде друг другу помогать.
- Как у тебя врать на ходу получается. Складно и убедительно.
- А поработай с мое в контрразведке, - шепнул я Ежичке в увозящем вагоне, когда мы выехали на открытый отрезок линии. Всю подземную минуту я просидел, крепко зажмурившись и пытаясь понять. И так и не понял. - Нам теперь много врать придется.
- Ну ты чего, Гарь? - сказала Ежичка жалобно. - Ну хочешь, к Ивану с Надькой поедем? (Это были те Ежкины влиятельные родственники.) Хочешь? Они помогут. Я - ничего, ты не думай.
- Мы будем жить вечно. Правда-правда, мне обещали. Ну их к черту, легенды все эти.
Надежда и Иван (это я еще знал) уехали в Израиль. Там же сейчас жили двое моих друзей, к которым я мог бы сунуться. Не представляю себе, правда, что бы я им сказал. Не представляю себе, куда нам ехать, к кому можно обратиться, и стоит ли это делать вообще.
- Не очень у меня страшный вид?
- Нахал! Это я должна по этому поводу волноваться. И зеркальца завалящего нет.
- Въедем в темноту, в окошко посмотришься.
- В кино хочу. Сельтерской хочу с сиропом.
Я точно имел обалделое выражение, и Ежичка не удержалась, прыснула. А до меня дошло.
- Зато у меня есть ты, дорогая! - шепотом закричал я и прижал здоровую руку к груди.
- А у меня ты, дорогой!
- Я тебя обожаю!
- А я тебя... - Тут должно было последовать: "Терпеть не могу", но на глаза Ежкины, прекрасные серые, вдруг накипели слезы: - Ох, Игорешенька...
Читать дальше