Николай Полунин - Орфей

- Хорошо, для меня вы ничего делать не будете. Вы даже работать не начали, хотя предложения были самые прямые. Вам плевать, что с вами и с тем, что вас окружает, начинает твориться, когда вы загоняете себя в свой добровольный скит. Наслаждаетесь самокастрацией. Вас очевидные факты вокруг не убеждают. Но в своих собственных интересах вы пошевелиться-то можете? Теперь, когда предоставляется возможность?

Что-то в его голосе заставило меня промолчать. Я только крепко взялся за деревянную планку перил.

- Не будете - для меня. Кем бы ни считали. Но для себя-то согласны?

- Вы же знаете. - Он не расслышал, я повторил громче: - Вы знаете, вам известно, что случается, когда я пишу. Что никогда не сбывается, что я задумываю нарочно. Я бы тогда... - мне не хватило дыхания. - Может быть, я виноват. Но я получил сполна уже. Не с избытком ли на одну-единственную бумаге маральную душу?

Еще звонкий удар, теперь слева, из-за восточной стены. Еще гул, еще дым. Похоже, и верно, осада. Штурмуют стены?

- Уйдите, а? - попросил я, - Нам ведь назначено в другие Миры? Вот мы сейчас и отправимся. Всей компанией. Нам, я чувствую, прямо-таки торопятся помочь. Спасибо, что собрали в одном месте. Для удобства.

- Игорь, - услышал я и увидел светлые глаза его совсем рядом. В них было снова то же страдание, что я замечал в Доме. - Ты сам, не ведая, сказал истинную вещь. Тебе представляется случай. Ты пойдешь и попросишь, понимаешь меня? Ты только меня выслушай, чтобы тебе было легче там...

Я стискивал дерево так, что, казалось, еще чуть, и одно из двух не выдержит, или перила, или мои пальцы. А он уже говорил, он объяснял. Рассказывал, что со мной сейчас произойдет и что может случиться не так, как он хотел, потому что предстоящее мне вдруг передвинулось ближе, и непредвиденно ускорившиеся обстоятельства заставляют не ждать здесь сейчас того, за кем он послал. Что меня ожидает, как я должен себя вести там, где окажусь, и как реагировать. И почему скорее всего вернусь я не в Крольчатник. Зачем, ЗА КЕМ он дает мне случай отправиться. Почему его обращение ко мне есть даже не его или кого угодно более могущественного желание, а предопределенность, которая правит всем в этом Мире и во всех других Мирах.

И вот когда он все это растолковал, и говорил искренне и взволнованно, и услышал мое глухое "да", и вздохнул облегченно, добившийся своего главный Кролик, - вот тогда я со слепящим сладким бешенством, которое, держа, копил в себе, не прицеливаясь и не размахиваясь, всадил кулак в его открытое, располагающее лицо со светлыми доброжелательными глазами. Только один удар. За все сразу. И за то, что он мне сейчас сказал. И за сочувствие. За доброжелательность. За искренность и непритворное волнение. Даже за то, что все это - по отдельности, без общего смысла взятое - оставалось мне в нем симпатично.

Гордеев отлетел, проломив ограждение крылечка. В кисти у меня ломко, болезненно хрупнуло, и я перестал чувствовать руку до локтя. А в следующий миг вообще перестал существовать.

***

Она осадила этого нахального Рыжего. Она умела. Когда выяснилось, что надо ехать сегодня же, она справилась и со своей зябкой волной, пробежавшей по телу от копчика до затылка. Только спросила, во сколько самолет.

Рыжий, должно быть, и верно, провел предыдущий день в дороге, зевал, просил еще кофе покрепче. Это уже когда все сказал. "Хорошо, подошлите машину в семь часов", - кивнула она, холодно соглашаясь. На самом деле внутри все пело. "Сами удалиться сумеете? Я - досыпать". Усмехнувшись, посреди гостиной спокойно вышла из халата. Сзади раздался звук захлопнувшейся челюсти. С той же усмешкой высвободила из складок тонкой ткани блестящий "кольт", придерживая пальцем, сняла со взвода. И закрыла за собой дверь своей белой спальни.

Конечно, никакого сна. Дождалась, покуда на пультике в изголовье потухнет алая точка, означающая присутствие постороннего. У Инны Старцевой была хорошая квартира. Инне сейчас требовалось побыть одной. Завтра! Уже завтра она его увидит. А и не надеялась, думать себе запретила. А он вот он, снова здесь. В этом Мире. Да ведь и она теперь не та. Пусть не наивная, но все-таки девчонка. Теперь ее опыту - тысяча лет. Она знает о ТЕХ и служит ИМ. Как он когда-то. Это знание уравнивает ее с ним. Встречаясь с теми, на кого ей указывали ОНИ, она заранее знает, что указанному осталось находиться в ее Мире считанные дни. Этот не отсюда. Его надо убрать, и Инна одним взглядом своим глаза в глаза открывала ему путь. И чужой уходил. Неважно, как. Она уже не имела к нему никакого отношения. Всегда найдутся совершенно обыденные причины, которые полностью укладываются в рамки этого Мира. Обострившаяся болезнь или несчастный случай. Нож хулигана, пуля бандита, семейная драма, которую венчает сердечный приступ или открытый газ. Инна не думала об этом, хотя когда-то едва сама не стала одной из таких же. Указанных. И ее спас тот, кто спас весь Мир. А теперь Мир помогает спасти и она.