Роман Суржиков: Второй закон

— Эх… Из-за этой хреновины… Как теперь будем?

— Да как-нибудь будем, Игорь Данилович. Нового Председателя изберем. Справимся. Еще ведь ни разу не было, чтоб не справились.

— Надеюсь. Зеркало я пока конфискую. На досуге подумаем, как с ним быть.

— Лейтенант, — подал голос Климов. — Вы хоть поняли, что это за штука? Вы осознаете, что ее необходимо обезвредить?

— А, капитан, — Комаровский хмуро глянул на Климова. — Пока я не отдал вас под суд за попытку переворота, расскажите-ка поподробней, с чего вы взяли, что это — бомба?

— Дайте хлебнуть. Я знаю, у вас есть.

Лейтенант нехотя протянул капитану флягу с коньяком. Тот приложился к ней как следует, вздохнул и заговорил.

Шестьдесят лет назад мы, люди, одержали пиррову победу. Внешний враг был разбит и отброшен, но мы утратили половину планет Солнечной Системы и вынуждены были отступить из Галактики. Бесчисленные транспорты, идущие в Малое Магелланово облако, заходили в нашу систему. Если бы враг выследил нас и ударил, удар пришелся бы сюда, на наш город. В ожидании атаки мы превратили планету в неприступную крепость, а город накрыли абсолютным щитом сингулярного зеркала.

Но шли годы — десять, тридцать — и ничего не происходило. Мертвые зоны — главное оружие неприятеля — мы заметили бы за триллионы километров. На орбите планеты сканеры засекли бы чужой корабль размером с пивную кружку. Люди и грузы, въезжающие в город, досматривались так тщательно, что аппаратура снимала и фиксировала в базе данных каждую вещь вплоть до спички в коробке или пломбы в зубе. Никаких признаков опасности — спокойствие, мир. Война ушла в прошлое.

А затем, когда годы ослабили нашу яростную осторожность, разными транспортами с разных планет в город прибыли два пассажира. Каждый вез с собой по крохотному карманному зеркальцу.

Зеркальца были… ну, всего лишь зеркальца. Почти обыкновенные с виду, не испускающие никаких излучений и полей. Сканер, сфотографировавший их, не смог распознать в них оружие. Первое фото просто осталось в архиве, до поры не замеченное. На второе обратил внимание человек — старший смены. Никто и никогда прежде не производил столь крошечные сингулярные щиты, и таможенник не заподозрил опасности. Однако зеркало показалось ему достаточно необычным, чтобы посоветоваться с более опытным человеком. Этим человеком был Дмитрий Климов, капитан второго ранга флотской контрразведки. Его осенило — так же, как девять лет спустя озарило Никиту. Видимо, они играли в одни и те же боевики. За пару часов контрразведка схватила агента и изъяла зеркало. Прежде, чем в целях безопасности его успели выбросить в космос, зеркальце сработало.

О том дне у нас принято говорить просто: случилось. Никто не дает более точных названий — поскольку это невозможно ни назвать, ни описать. События первых дней у большинства из нас вытеснились из памяти: психика не сразу смогла воспринять тот факт, что весь мир вывернулся наизнанку. Что двадцать градусов на улице стали убийственной жарой. Что пища комнатной температуры способна выжечь желудок изнутри. Что из двух ведер воды можно изготовить вечный двигатель. Что можно вызвать пожар, положив холодную ложку на скатерть…

— Постойте. Капитан, так вы хотите сказать, что изменение закона — это диверсия?!!

— Ну да, черт возьми, да! А что же еще?! — Капитан посмотрел на нас, как на полоумных. У всех, кроме Ника, вид действительно был обалделый и придурковатый. — Тридцать лет мы ждем атаки и защищаемся ото всех традиционных видов оружия. А потом вдруг происходит событие, от которого гибнет три четверти населения. Что же это еще, как не долгожданная атака?

Вот что поразительно: среди десятков версий в моей коллекции были шутливые, метафизические, религиозные, экзистенциальные — и ни одной о нападении!

— Но изменение закона… Даже не константы, а одного из центральных законов физики! Не слишком ли?

— Мичман, внешнего врага потому и называют внешним, что он не принадлежит к нашей вселенной! Вполне возможно, что и наши законы не являются для него догмами. Вспомни, эти самые мертвые зоны, дыры в пространстве — это ни что иное, как области вакуума с измененными физическими свойствами.

— Ну да… а барьер? Откуда?

— Барьер — граница между пространствами с различной физикой. И, конечно, он непреодолим для любой волны или частицы. Ведь по сути этот город — уже не часть нашей вселенной.

Это было слишком круто, чтобы осознать мгновенно. На минуту воцарилось молчание. Я взял у лейтенанта флягу и хлебнул для упорядочения мыслей.