— Горцы. — Брюхоног поправил пузо, лежащее на коленях. — Яйцееды.
— Отлично. Набери мне из них тысячу-другую добровольцев. За пять дней справишься?
Висящие брылы Полидевка приподнялись от самодовольства:
— Я и за день справлюсь.
Похоже, он был в курсе заранее, да и Парис тоже. Так вот зачем понадобился Кирейн, понял Леон. Весь этот спектакль был устроен главным образом для сказителя — чтобы тот адекватно описал высокую мудрость вождя в следующей из бесчисленных саг. Не исключено, что возможные возражения ретрограда-Леона заранее учитывались и даже планировались, чтобы выгодно оттенить вышеозначенную высокую мудрость. Глупо попался. Опасно… Наверняка идея принадлежала Умнейшему, и здравомыслящий Астил не стал возражать…
Умнейший сладко улыбался с закрытыми глазами. Как видно, уже торжествовал победу. Нет… «Ох, как я понимаю тебя, Учитель мой Умнейший, — подумал Леон. — Мой и Астила. Твоя победа не в том, что ты дождался-таки вожделенной тобой случайности, как назло, благоприятной для Астила. Твоя победа в другом. В том, что зависящие от твоего ума люди перестали бояться. В том, что уничтожение Железного Зверя из области невозможных снов переброшено в область трезвых расчетов — и ничего страшного, если первая попытка выйдет пшиком… Может быть, до этой минуты ты и мечтал дожить все время своих скитаний по Простору? Дожил — и счастлив…»
Леон встал и, перешагивая через чьи-то ноги, ни на кого ни глядя, вышел вон.
…Наконец, сама фигура Умнейшего — не что иное, как миф, выдумка, изобретенная современниками Леона Основателя специально для того, чтобы принизить его роль в осуществлении Великого Пересмотра, смехотворная инсинуация врагов величайшего человека, не имевших за душой ничего, кроме черной зависти, жалкий писк ничтожеств, осознавших свою ничтожность. Излишне опровергать их аргументы — они настолько слабы, что не заслуживают даже поверхностной критики.
(История Великого Пересмотра, издание 18-е, дополненное, т. IV, стр.613. 1-я Государственная машинная типография.)
Операция началась рано утром.
Еще на закате Астил вылетел на один из западных аэродромов, потратив последний день на окончательное увязывание множества мелочей и выдержав трудный спор с Умнейшим. Тот возражал. Но так же, как когда-то Леон в «Разъяренном Драконе», Астил и думать не желал о том, что кто-то другой может возглавить атаку на Железного Зверя — его атаку!
Вслед за «летающим крылом» вождя в воздух поднялись еще несколько самолетов, ведомых лучшими пилотами из южан. Время и маршрут выбрали таким образом, чтобы свести к минимуму риск встречи с заурядами-Б. Но неопределенность оставалась, к тому же посадка «летающих крыльев» на западные аэродромы, внешне неотличимые от обычных полян, должна была произойти уже в полной темноте. Тревожное ожидание разрядилось, когда по цепочке шептунов было передано: перелет прошел благополучно.
Леон остался при штабе. Он мог бы полететь, и Астил приглашал его принять участие в операции, вероятно, без всякой задней мысли, — но это было выше его сил. Участвовать в охоте рядовым загонщиком? Нет уж. Пусть Астил справляется сам, как хочет. Нет и нет.
Донесения по цепочке поступали ежеминутно, и лично Парис переводил их на человеческий язык. Умнейший нервно ходил из угла в угол, принимался петушино кричать, когда новости запаздывали. Свою знаменитую шляпу он давно швырнул через всю комнату, она спланировала под заваленный картами стол, там и осталась. Леона старик не замечал вовсе.
С самого начала пошли сбои. Два «летающих крыла» старой постройки не смогли развести пары из-за неисправности котлов. Потом неожиданно пропала связь на линии Астил — зона «Мишень»; оказалось, что одного из шептунов на эстафете сразил вульгарный сердечный приступ, так что пришлось срочно задействовать резервный искровой передатчик и переключаться на связь через штаб. Планшетист сломал голову, пытаясь сложить в сколько-нибудь разумную картину противоречащие друг другу сведения о текущем местоположении заурядов-Б. Наконец, из пограничья пришло паническое донесение о мятеже в одной из отвлекающих рот — солдаты отказались воевать на пустоши.
Умнейший не реагировал, лишь кривил изредка губы. То ли он считал подобное допустимым и естественным, то ли не верил в то, что можно еще успеть что-либо исправить. Иногда, выслушав очередное донесение, он произносил: «Так», — и только. Иногда просто кивал в знак того, что услышал и понял. Он казался посторонним лицом — удачливым зрителем, занявшим лучшее место, и ход операции был у него, как на ладони.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу