Сергей Булыга - Шпоры на босу ногу

...А Сайд посмотрел на огонь, взял кружку, поморщился, выпил до дна и зашептал: - Бисмоллую Рахману Рахим... - Замаливает, значит,- шепнул один караульный другому. Тот согласно кивнул и протянул солдату огурец. - На, закуси. Этот фрукт никем не возбраняется. Сайд взял угощение и улыбнулся. Караульные улыбнулись ему в ответ и посмотрели туда, откуда слышалась канонада. Сайд отряхнул с мундира снег и вздохнул. Когда он выполз из землянки, в лагере никого не было видно. Военная хитрость, подумал Сайд, и пополз к ближайшему костру... Никого! Ко второму - и там никого. В сугробах было холодно, но Сайд не сдавался; он полз и полз, и полз... пока не наткнулся на костер в непроходимой чаще, на караульных. Завидев его, они отставили ружья и замахали руками, приглашая к теплу. Сайд поверил, а теперь... - Успеют? - спросил первый караульный. - Должны,- ответил другой.- До этой Студянки верст пятнадцать, не больше. - А эти, пленные, тоже ушли? - Только что. Один вот и остался. Должно, понравилось у нас. Караульные вновь повернулись к Сайду. И тот заговорил: сначала тихо, а потом все громче и громче, нимало не беспокоясь о том, что партизаны не знали арабского языка: - Теперь я знаю, отчего цветущая страна становится пустыней - в страну приходит саранча: желтая, красная, черная и голубая, конная, с пушками, всепожирающая! Поля затоптаны, селенья сожжены... Но теперь, когда нечего есть, мы перегрызем сами себя. Мне очень стыдно, что я, сам житель пустыни, пришел в вашу страну как саранча! Караульные не понимали, что говорит им странный человек в чалме, но им казалось, что он более не желает им зла.

Артикул седьмой

Крушение блестящей карьеры

Уже начинало светать. Отряд беглецов спешил по лесной дороге: впереди солдаты, а чуть позади карета и сержант. Мадам, сидевшая на козлах рядом с кучером, окликнула Дюваля: - Шарль! - Сержант не шелохнулся.- Шарль! - Она привстала, заглянула ему в лицо и, опускаясь рядом с Гаспаром, сказала: - Спит. И действительно, Дюваль спал в седле, а его верная Мари, дабы не разбудить хозяина, старалась ступать как можно мягче. Тогда Мадам повернулась к кучеру и тихо сказала: - Благодарю вас, Гаспар, ведь вы спасли мне жизнь. - О, пустяки, - отмахнулся тот, явно не расположенный к беседе. - Не нужно скрытничать,- улыбнулась Мадам.- Стоило вам промолчать, и я утонула бы в реке. Вместе с каретой. - Не стоит благодарностей, Мадам. - Ну отчего же! Не думаю, что в вашем ведомстве в чести великодушные порывы. Кучер понял, что от разговора ему не уйти, и потому решил не оставаться в долгу. Он тоже улыбнулся и спросил: - А в вашем ведомстве? - Не понимаю, о чем вы говорите. - Я тоже вас не понимаю. - И все-таки спасибо. Гаспар долгое время молчал, а после чуть слышно признался: - А я ведь и вправду из Женевы, Мадам. Мой папа аптекарь и дедушка тоже. Аптекарей не учат убивать. Так что какие тут благодарности! - И Гаспар отвернулся. Мадам еще некоторое время смотрела на кучера, а потом поплотнее запахнула шубу, намереваясь заснуть. Гаспар - тот не спал. Во-первых, он правил лошадьми, а во-вторых... признаться в том, что в карете женщина, ему и действительно было непросто. Сержант мог догадаться, кто он такой, и даже узнать в лицо, и тогда - на войне, вдали от генерала - могло случиться самое неприятное в жизни смерть. Гаспар поежился и безо всякой надобности хлестнул по лошадям. Ну а солдаты, ехавшие впереди кареты, продолжали разговаривать. - ...Ну а дальше что? - нетерпеливо спросил Курт. - А потом мы построили плот,- Чико, по всей видимости, вел давно уже начатый рассказ,- погрузили на него сокровища и поплыли на середину. Озеро было такое огромное, что мы все плыли и плыли, берег давно уже скрылся из виду, а генерал никак не мог выбрать подходящее место. Мы гребли уже часа три, все выбились из сил... - Довольно! - не выдержал Хосе.- Надоело мне слушать твою болтовню. Неаполитанец понял, что увлекся, но признаваться не хотел. - А вы что, думали, будто я вот так возьму и выложу все, как было? Да я поклялся на Библии, что буду нем как рыба. Тайна сокровищ Кремля не для ваших ушей. Ну кто вы такие? Колбасники! Сказав такое, Чико сам испугался и.с опаской посмотрел на Курта. Но тот сдержался и только процедил сквозь зубы: - Я штурмовал Смоленск! - Смоленск!..- как эхо отозвался Франц,. - Да, Смоленск,- повторил Курт.- А ты его защищал. Вместе с гвардейцами! - Я...- начал было Франц. - Молчи! - оборвал его Курт.- Мы были голодны и обморожены. Мы шли и думали: еще немного, и Смоленск накормит и обогреет нас. Глупцы! Император заперся в крепости, и весь провиант достался старой гвардии. Нам было холодно, мы голодали. И мы пошли на приступ. Вот этими руками! - Курт потряс кулаками.- Вот этими руками мы вынесли смоленские ворота! Курт некоторое время молчал, а потом добавил: - Мы опоздали, нам досталось только вино, очень много вина. И еще гвардейцы! Но мне их не жаль; ни вина, ни гвардейцев. А что?! Я воюю вот уже двадцать лет, я привык убивать, это мое ремесло...- Тут Курт вдруг ссутулился и продолжал уже вполголоса: - Только однажды, там же, под Смоленском, я убил женщину. Красивую женщину! Фургон был распряжен, а мы уже три дня не ели, и голод сделал меня негодяем... Курт замолчал. И все молчали. И никто из солдат не заметил, что Мадам долго и внимательно смотрела на Курта, но так ничего и не сказала. Сержант Шарль Дюваль тоже молчал. Сержант крепко спал. И снились ему события пятилетней давности... ...В огромном зале расхаживали, переговариваясь, генералы, сановники, флигель-адъютанты и дамы с обнаженными плечами. Среди собравшихся легко скользили лакеи в ливреях с вензелями императоров Наполеона и Александра. Взоры всех присутствующих были обращены на балкон, где спиной к собравшимся стояли двое: один невысокого роста в сером сюртуке, и второй, высокий, в белом кавалергардском мундире. О чем говорили стоявшие на балконе, мы никогда не узнаем. Правда, один, заочный разговор, переданный через князя Волконского, нам известен. Тот, что пониже ростом, передавал "государю, брату моему": - Мир - яблоко; мы можем разрезать его на две части, и каждый из нас получит половину. - Да, мир - яблоко,- передавал высокий.--Но человек таков: сначала он удовлетворяется одной половиной яблока, а затем потянется и к другой. Но слова эти будут сказаны несколько дней спустя, а пока что человек в сюртуке пожал плечами и громко, дабы все слышали, сказал: - Швеция и Турция у ваших ног. Сбываются мечты великой Екатерины. Брат мой, пока нас одолевают сомнения, наши подданные уже решили судьбы империй! - И он указал вниз, на улицу. И действительно, по мостовой в обнимку шагали два офицера: гусарский полковник Шарль Дюваль и казачий хорунжий... Тут мы допускаем неточность, но все же пусть будет хорунжий, а не подпоручик Григорий Дементьев. А происходило это в Тильзите, куда летом 1807 года съехались два неуживчивых соседа: коварный узурпатор и лукавый византиец. (Здесь я позволю себе несколько сократить весьма пространные и не относящиеся к нашей истории рассуждения - майор Ив. Скрига). Встреча их была отчасти случайной, отчасти закономерной - обоих мирная грусть свела в гостеприимном винном погребке. Сын варварского Дона туда явился первым. Он сел за свободный столик, спросил французского вина казак готовился к Парижу - и закурил трубку, набитую домашней самосейкой. Григорий Дементьев в Новочеркасске числился хорунжим, да прошлым летом по протекции - был переведен в лейб-гвардии Казачий полк, где .был переименован в подпоручики. Гвардия Григорию пришлась по душе, а вот новое звание, как он говаривал, отдавало чем-то холопским: мол-де и на поручения не гож, а так - под-поручик. Григорий как донскую воду пил нервное, чуть горьковатое бордо и, упираясь локтем в желтый кожаный портфель... Однако сей портфель стоит того, чтоб я описал его вам как можно подробнее: кожа на нем была гладкая, мягкая, отменной выделки, застежка раскрывалась с мелодичным звоном, в портфеле было восемь отделений явных и четыре скрытых, и - главное - на самом видном месте золотом горел витиеватый вензель государя императора. Так вот, упираясь левым локтем в этот самый портфель, хорунжий осматривал посетителей: по большей части офицеров ныне дружественных армий - и прикидывал, а что, если... - Простите, вы позволите? Возле его столика стоял французский офицер - невысокого роста, плечистый, чернявый... Григорий кивнул - да, прошу вас. - Лабуле, лейтенант интендантской службы,- представился француз, сел напротив и бросил скользкий взгляд на портфель, лежавший под локтем казака. Но тот не обратил на это внимания. - Григорий, лейб-гвардии казак,- ответил Дементьев, наливая себе и французу. Вино было старое, цвета топаза; оно неспешно растекалось по жилам и влекло к размышлениям. Но... Интендант скучающим взглядом окинул кабачок и словно между прочим спросил: - Играете? Хорунжий развел руками - чего, мол, спрашивать, коли вся жизнь игра?! Тогда лейтенант достал колоду, распечатал, и карты замелькали над столом. Хорунжий, глядя на виртуозное мастерство соперника, тоскливо задымил. Однако, взяв карты в руки, Григорий встрепенулся, и игра пошла. Поначалу игра складывалась как нельзя лучше, и хорунжий даже успел подумать, что его удача хоть как-то омрачит не приятелю его недавнюю победу под Фридландом... Однако очень скоро рядом с лейтенантом выросла горка денег, цепочек медальончиков, образков... А больше с Тихого Дона брать было нечего. Хорунжий почесал затылок, наполовину вытащил из ножен именную дядину саблю, но, не посмев, с лязгом бросил се обратно. И поставил на кон... Портфель императора Александра. Лабуле сдержал улыбку и принялся метать колоду куда скорее прежнего. Хорунжий в тоске отвернулся, посмотрел по сторонам... И увидел, что от соседнего столика к нему идет гусарский полковник - подполковник Дюваль! Дюваль давно уже наблюдал за игрой и наконец не выдержал. Как всякий строевой офицер он весьма не любил интендантов, считая их врагами куда более опасными, нежели неприятель. (Верно! - майор Ив. Скрига) Вот почему Дюваль положил казаку руку на плечо и сказал: - Приятель, у тебя сегодня стеклянный глаз. Позволь-ка я! Григорий схватился было за саблю, но полковник вовремя спросил: - А вы что, тоже служите в обозе? И подпоручик уступил. Потом он никогда и никому об этом не рассказывал... но ведь было же такое - было! Хорунжий молча подвинулся, давая место Дювалю... Зато лейтенант перестал сдавать карты и резко воскликнул: - Полковник! Дюваль недоуменно посмотрел на младшего по званию. Что хочет от него этот нестроевой мальчишка?! - Полковник, положите карты! - приказал интендант. Дюваль мрачно посмотрел на Лабуле и сказал: - Если бы вы были... офицером... Да-да, офицером, а не интендантом, вот тогда бы я проучил вас как следует. А так я просто кликну прислугу, и вас мигом выставят из приличного заведения. Лабуле молчал. Дюваль откашлялся и строго добавил: - Молодой человек препятствует франко-русскому сближению. И Лабуле не оставалось ничего другого, как смириться. Мало того, он был вынужден играть и проигрывать до тех пор, пока Дюваль не посчитал, что рука его устала. Сгребая выигрыш в расстеленный на столе доломан, сержант... простите, тогда еще полковник сказал, обращаясь к казаку: - Здесь не вино, мой друг, а интендантские слезы. Если не против, то я покажу тебе одно заведение... - А уж теперь позвольте командовать мне! - перебил его хорунжий. - К цыганам и только к цыганам! Ляля встретит нас как родных. Полковник из любопытства спорить не стал, и новые приятели едва ли не в обнимку покинули гостеприимный погребок. Потом они браво шагали по улицам и оживленно беседовали, не обращая внимания на рослых и коренастых господ, глазевших на них из окон, а то и с дворцовых балконов. Офицерам легкой кавалерии было хорошо и весело, что и привело приятелей к цыганам, где веселья оказалось даже с избытком, ну а потом... На рассвете, едва лишь расставшись с хорунжим, Дюваль задумал было... Но нагрянувший патруль арестовал его и как последнего злодея препроводил в штаб. И вот уже Дюваль стоял перед начальником армейской разведки, известным нам Оливье, тогда еще полковником. Но - всесильным полковником! - ...И смеялись мне в лицо! - докладывал вчерашний лейтенант. - Довольно, Лабуле, довольно. Я все понял! - прервал его Оливье и повернулся другим боком. Ординарец, в котором Дюваль даже во сне так и не признал Гаспара, продолжал чистить мундир своего командира. А тот говорил: - Негодяй! Ты вырвал из наших рук секретный русский портфель! - Оливье оттолкнул Гаспара и вплотную подошел к Дювалю.- Моли бога, чтоб тебе даровали жизнь! - И он рванул с Дюваля эполеты. Полковничьи, махровые! Вначале один, потом второй. Эполет не поддавался. Тогда Оливье рванул посильнее...