И. Даль - Коэффициент интеллекта (сборник)

Марвин сглотнул ком в горле и подумал, что слишком легко человечество отвергло историю. Труды искателя закономерностей Леонардо да Винчи используют все ученые до сих пор. А ведь он был сторонником «познавательной живописи»… Размышления Марвина прервал зуд в ухе – имплантированный под кожу передатчик реагировал на импульсы дверного сканера.

Марвин слегка сдавил мочку уха и посмотрел на ладонь. На ней появился экран, и словно из окна другого мира показалась уставшая мама. Откуда-то сбоку послышался раздраженный голос отца. Родители стояли у входной двери и о чем-то спорили.

– Фрейм! Родители вернулись. Быстрее, я выпущу тебя через заднюю дверь! – Марвин посмотрел на робота извиняющимся взглядом.

– Да ладно, я все понимаю. – Фрейм направился в коридор и едва не уперся в живот, входящего в дом отца.

– Марвин! Вместо того чтобы прочесть наше сообщение и разогреть еду, ты торчишь здесь вместе с… роботом?!

Ответить было нечего. Фрейм разогнал колесо на полную мощность и, не попрощавшись с другом, выехал на улицу. Марвин попытался его догнать, но отец схватил за футболку.

– Мы еще не договорили, – строгий тон не предвещал мягкой беседы.

– Я не потерплю в своем доме это колесо!

– Он мой друг. – Марвин едва сдерживал слезы.

– Мало того что рисованием увлекся, так еще и с роботами дружишь! Что ты сделаешь завтра? Бросишь школу?

– Ну, милый, успокойся, – вмешалась мать. – В конце концов, это не смертельно. В отличие от черной дыры – вот куда тебе следует направить агрессию.

– Не смертельно? Ты только вдумайся – наш сын водится с рисовальщиком глупых комиксов!

– Папа, папа! Он не виноват!

– А кто постоянно мешает тебе заниматься? Почему ты отстаешь от моего графика? Думаешь, я не знаю о твоем тайнике?

Марвин обомлел и даже перестал плакать. Он мог бы сказать, что стремление к порядку погубило древних греков, но думал о другом. В тумбочке и под кроватью он прятал книги, написанные человеком, и фильмы, в которых когда-то снимались люди. Но больше всего Марвин дорожил рисунками и хранил их в шкафу на полке под свитерами и штанами. Они манили к себе. Он часто их доставал, рассматривал и садился рисовать что-то новое. На листах Ковчеги мчались сквозь звезды, планета готовилась принять новых обителей, пустовала Земля, оставленная на произвол судьбы. Черную дыру Марвин боялся рисовать, будто верил, что таким образом опасения сбудутся.

– Милый, давай не будем скандалить. Мы устали, обсудим все завтра на свежую голову, – мать изо всех сил защищала ребенка, но отец был неприступен.

– Ты же видела, чем он там увлекается вместо физики? Какой толк с этого рисования, красок, цвета…

– А как же «Слово о происхождении Света, новая теория о цветах…» Ломоносова! Он первым заговорил об электрической природе света! И все это… на примере мозаики!

– Я сейчас тебе покажу Ломоносова!

После отцовского крика Марвин побежал к себе в комнату. Сдерживая плач, он достал незаконченный рисунок и карандаши. На бумаге космос благодарно впитывал даримые ему цвета и с каждой секундой преображался, пока в коридоре сердился отец и заступалась за сына мать.

Дверь в комнату раскрылась. Марвин продолжил рисовать, сидя за столом. Он больше не прятался от родителей.

Отец подошел к нему решительно, но от увиденного попросту забыл, что хотел сказать, и выдал только нечленораздельные звуки.

– Ты… – выговорил он так, будто отрекся от сына, посрамившего имя основателя лаборатории искусственного интеллекта – Марвина Мински. Отец, тяжело дыша, выдрал рисунок из детских рук и уставился на него.

Необъятная глубина космоса, украшенная россыпью звезд и газовой туманностью розового оттенка, хранила планету с голубыми океанами и ее испещренный кратерами спутник. Две капли слез расплывались на бумаге, и отец увидел, что сын виновато перебирает карандаши.

– А что? Красиво, – сказала мать, прогнав тишину. – А почему у тебя такой странный белый карлик? Что это вокруг него?

Марвин посмотрел на родителей блестящими глазами, шмыгнул носом и выдавил обиженно:

– Это черная дыра.

– Так она у тебя белая, – удивился отец.

– Я боюсь черную дыру. – Марвин промокнул рукавом глаза. – Я нарисовал белую, потому что она не всасывает космические тела. И Землю тоже не может засосать. А свечение вокруг нее – частички когда-то погубленных планет. Теперь они вырываются наружу.

Марвин впервые шел по школьному коридору и не боялся, что кто-то случайно заглянет в его рюкзак и увидит рисунки. Он нес показать их ученикам и знал, что смеяться они не станут. Сверстники и даже старшие школьники с недавних пор смотрели на него с интересом, без удивления и злобы, как раньше.