И. Даль - Коэффициент интеллекта (сборник)

Пришло время войны. Вздохнув, я потопал по гулким коридорам в недра корабельного арсенала, чтобы получше подготовиться к встрече с врагами.

Спустя полчаса, когда голоса Тима и Лапочки звучали уже совершенно оглушительно – я даже начал опасаться, что их могут услышать и родители, – я спустился по грузовой эстакаде на полетную палубу нижнего яруса. На мне был комплект настоящей боевой брони, самый маленький из тех, что нашлись в бесконечных рядах личных шкафчиков команды. И все равно он был нелепо велик и собирался в гармошку на локтях и коленях. Внутри бочкообразной кирасы я чувствовал себя горошиной в погремушке. Башмаки были больше размера на три и неимоверно тяжелыми, и ноги в них волочились, как не мои. Псевдомышцы брони я задействовал только на руках, потому что аккумуляторы почти разрядились, и на активацию всего экзоскелета целиком их энергии не хватило бы.

С бомбой на плече я тащился сквозь опустевшие ангары, в которые так и не вернулись вылетевшие из них давным-давно эскадрильи субатмосферников. Распахнутые зевы грузовых лифтов зияли чернотой вертикальных шахт, по которым самолеты поднимались когда-то на стартовые палубы, чтобы взлететь навстречу гибели и славе. Путь мой лежал сквозь анфилады ремонтных цехов, где в полумраке щетинились лесом манипуляторов чудовищные махины рембоксов, скрипели цепями в такт плавному покачиванию корабля в воздушном течении уснувшие под потолком пауки кран-балок. Где застыли печальными остовами мертвых птиц те истребители, что смогли дотянуть до базы после стычек в небесах, но не успели уже вернуться в строй до исхода людей с Андромахи.

Их так и бросили здесь вместе с самой авиабазой, ставшей вдруг в одночасье не нужной никому – и так удачно подвернувшейся нам, когда наш кораблик, полыхнув напоследок в атмосфере планеты сгорающим светлячком, выбросил планер посадочного модуля, который папа, борясь с дикими ветрами низких широт, умудрился посадить на пляшущий в хаосе потоков взбесившегося воздуха сплюснутый тороид размером с небольшой город.

Планер до сих пор лежал там, на пронизываемой ветрами взлетной палубе верхнего яруса, принайтованный к ней цепкими лианами эластических строп. Пластоперкаль лоскутами сходил с каркаса изломанных крыльев, фонарь кабины давно утратил свою прозрачность и таращился в неспокойные небеса фрактальными зеркалами ослепших фасеток.

Каждую годовщину нашего прибытия на Андромаху, в день нашего второго рождения, папа надевал защитный костюм и поднимался на палубу. Мы с мамой сопровождали его.

Это называется традицией.

На этот раз у меня за пазухой горячим когтистым комком ворочался Васька – подарок родителей. Мы стояли и смотрели на низкое облачное небо. Солнце казалось сквозь вечный полог туч большим бледным пятном.

Где-то высоко-высоко, за облаками, в черноте космоса оставались корабли земного флота. Безмолвные, мертвые. А еще корабли чужих, но снизу ни тех, ни других было не разглядеть, конечно же. Время от времени один из них срывался с орбиты и прочерчивал небосклон всполохом стремительно гаснущего огня, подсвечивая тучи. Иногда, когда с орбиты сходил дредноут или суперкрейсер, падающие корабли пронзали облачный полог и рассыпались искрами в конце своего короткого пути.

Мы смотрели на этот фейерверк и молчали, держась за руки.

Я знал, что когда-нибудь сквозь облака спустится корабль, на котором будет живой экипаж, и заберет нас отсюда. Надо только запастись терпением и подождать.

Мы и ждали – века, если считать по календарю Земли, и десять лет по нашим биологическим часам.

Я провел здесь всю жизнь. Ожидание не тяготило меня, ведь другой жизни я не знал, а мир за пределами нашего небесного дома и Андромахи был для меня лишь знанием, но не реальностью.

Папа говорит, что никогда нельзя терять надежду.

Я и не теряю. У меня ее просто нет, да и не было никогда.

Андромаха – мой дом, и все ее бури, штормы, студеный мороз и опаляющий жар – лишь детали привычной для меня обстановки.

Меня не надо спасать. Я здесь живу.

И у меня даже есть здесь враги, хотя и нет друзей.

Враги были уже совсем рядом и в нетерпении били хвостами. Надо было поторапливаться, пока ветры не унесли авиабазу прочь от мест, в которых атакелтики как-то могли жить. Папа рассказывал, что вулканическая активность на шельфе острова, который стал домом для наших бывших союзников, снабжает атакелтиков необходимым для фотосинтеза железом. Змеи скорее растения, чем животные, а потому не могут надолго удаляться от острова, иначе обессилеют и погибнут. Они лишены инстинктов хищника и присущего хищникам коварства – тем более странно их вероломство во время Трехдневной войны, которое стоило жизни сотням людей, распыленных на атомы при прорыве каравана коварных мовисов к порталу.