Филип Дик: Вера наших отцов

Оно было ужасно. Источаемый им ужас охватил Чьена, как волна испепеляющего жара. Продвигаясь к столу, оно высасывало жизнь из людей, попадавшихся на пути, пожирая и энергию с ненасытным аппетитом. Оно ненавидело окружающих — он чувствовал его ненависть. Оно на дух не переносило людей — всех и каждого — и он неожиданно понял, что испытывает долю этого отвращения вместе с ним. На мгновение все, присутствующие на вилле показались ему мерзкими слизняками, и это существо шествовало по скрученным панцирям упавших раздавленных слизняков, глотало, пожирало, насыщалось и все это время надвигалось именно на Чьена. Или это была лишь иллюзия? Если это галлюцинация, то самая жуткая в моей жизни, — подумал Чьен. — Если это реальность, то чересчур жестокая. Порожденное абсолютным злом существо, убивающее и заглатывающее поверженные жертвы. Он смотрел на след существа — цепочку раздавленных, искалеченных мужчин и женщин. Он видел, как они пытались заново собрать свои изуродованные тела, что-то сказать.

Я знаю, кто ты, — подумал Тунг Чьен. — Ты, верховный водитель Всемирной партии, истребитель жизни. Я видел стихотворение арабского поэта. Ты ищешь цветы жизни, чтобы их пожирать. Ты оседлал Землю, и нет для тебя ни высоты, ни глубины. Где угодно, когда угодно ты появляешься и пожираешь всех вокруг. Ты сконструировал жизнь, чтобы затем ее поглотить.

И находишь в этом наслаждение.

Ты бог, — подумал он.

— Товарищ Чьен! — прозвучал его голос. Но исходил он изнутри головы Чьена, а не со стороны безротого и безъязыкого видения, обратившегося к нему. — Приятно встретить вас. Но что вы понимаете? Что вы знаете? Какое мне дело до всех вас? Слизь. Какое мне дело до слизи? Да, я в ней увяз. Я мог бы и вас раздавить. Я создаю ловушки и тайники, глубокие тайные убежища, моря для меня, как кастрюля с варевом. Чешуйки моей кожи связаны со всеми, кто есть на Земле. Ты — я, я — ты. Неважно, кто есть кто. Так же неважно, как является ли существо с огненными грудями мальчиком или девочкой. Можно получать удовольствие и от тех и от других. — Оно засмеялось.

Чьен не в состоянии был поверить, что оно разговаривало с ним. Что оно выбрало его. Это было слишком ужасно.

— Я выбрал всех и каждого, — сказало оно. — Нет малых, нет великих, каждый упадет и умрет, и я буду рядом, наблюдая. Автоматически. Так устроен мир. Мне делать ничего не нужно, только смотреть.

И вдруг связь прервалась. Но Чьен видел его. Как громадную сферу, повисшую в комнате. С миллионом, с миллиардом глаз — для каждого живого организма. И когда живой организм падал, оно наступало на него и давило.

Для этого оно и сотворило живых существ, — понял он. В арабском стихотворении говорилось не о смерти, а о боге. Или, вернее, бог и был смерть. Монстр-каннибал иногда промахивался, но, имея в запасе вечность, ему некуда было спешить. Второе стихотворение тоже понял он вдруг. То, что написал поэт Драйден. Жалкий хоровод — это мы, наш мир. И оно поглощает его. Деформирует по своему плану.

Но, по крайней мере, — подумал он, — у меня осталось мое собственное достоинство. Он поставил бокал, повернулся и пошел к дверям. Прошел по ковровой дорожке длинного коридора. Лакей в фиолетовой ливрее услужливо распахнул перед ним дверь. Он оказался в темноте на пустой веранде, один.

Нет, не один.

Оно последовало за ним. Или было на веранде заранее. Да, оно поджидало его. Оно еще с ним не покончило.

— Раз и два! — сказал Чьен и головой вперед бросился через перила.

Шестью этажами ниже блестела река — смерть, настоящая смерть, совсем не такая, как в арабском стихотворении.

Когда Чьен завис над перилами, оно выпустило щупальца-удлинители и придержало его за плечо.

— Зачем? — спросил он, тем не менее, не стал вырываться.

Он ничего не понимал. И ему было даже немного интересно.

— Не делай этого из-за меня, — сказало оно.

Чьен видеть его не мог — оно передвинулось за его спину. Но часть его, на плече Чьена, теперь выглядела как человеческая рука.

Потом оно рассмеялось.

— Что тут смешного? — спросил Чьен, балансируя над перилами, придерживаемый псевдорукой.

— Ты делаешь мою работу за меня. Нетерпелив. Разве у тебя нет времени подождать? Я еще выберу тебя, не стоит упреждать события.

— А если я сам? — спросил он. — Из-за отвращения?

Оно засмеялось. И ничего не ответило.

— Даже не отвечаешь, — отметил он.

И опять не было ответа. Он соскользнул опять на веранду. И «рука» сразу же отпустила его плечо.