Филип Дик - Вторжение с Ганимеда

И снова пауза… Ключ, если таковой вообще существовал, был сокрыт где-то в теориях Балкани. Но где именно? «Жаль, — сказал он себе, — что я не изучал „Терапию небытия“ и „Теорию центра“ более внимательно, лишь пробежал их глазами.

«Теория центра».

Возможно, в ней-то все и дело».

Согласно «центральной» гипотезе Балкани, существовала некая «центральная точка», через которую осуществлялся контакт любой частицы материи с любой другой частицей, независимо от разделяющего их расстояния. Именно через эту центральную точку осуществлялись телепатические контакты на больших расстояниях. На основании своей теории Балкани смог обучить довольно значительное число людей — вроде Перси Х — проникать в сознание других на значительном расстоянии. Но, в действительности, теория предполагала, что при соответствующих условиях любой человек способен установить телепатический контакт. Ведь все мы так или иначе связаны с «центральной точкой».

«Это означает, — сообразил Пол, — что и я могу выступать в качестве телепата, по крайней мере, теоретически. При условии, что Балкани был прав».

Его мысли снова вернулись к Джоан Хайаси. Разумеется, он не мог быть уверен, что машина не воздействовала на нее. Но если нет, то в настоящий момент она, возможно, являлась единственным существом в системе, с которым имело смысл вступать в контакт. Пытаться же вступать в контакт с кем-либо еще означало разделить его слепоту, слить свою слепоту со слепотой других.

Как там Балкани писал насчет формирования личности? Она, мол, образуется благодаря избирательной осведомленности. «Я — Пол Риверз, — наконец осознал он, — поскольку ничего не знаю об ощущениях кого-либо другого, например Джоан Хайаси. В обычных условиях мои собственные ощущения заглушили бы все, что я мог бы воспринять от нее. Но сейчас, когда у меня какие-либо ощущения полностью отсутствуют, даже самые смутные ее ощущения должны восприниматься гораздо сильнее, чем мои собственные».

Он начал с того, что попытался почувствовать себя женщиной.

«Я маленький, хрупкий, легко ранимый, — убеждал он себя. — Я воспринимаю действительность, скорее как инь, нежели как Ян. Я чувствительный, изящный, грациозный».

Вскоре он понял, что воображать все это, если как следует убедить себя в необходимости, совсем нетрудно, поскольку не мешают внешние раздражители.

«А теперь, — решил он, — когда я стал женщиной, я должен индивидуализировать ее, стать не какой-то, а вполне определенной женщиной. И я отлично знаю, какие именно черты характера определяют сущность Джоан. Это отстраненность от окружающего мира. Она, похоже, самая отстраненная от всего женщина на планете. Поэтому я, чтобы стать ей, тоже должен отстраниться от всего, причем настолько, что даже судьба всего человечества должна стать мне безразлично».

«Интересно, как легко расщепляется моя личность», — отметил Риверз. Он всегда думал, что такое под силу исключительно шизофреникам, но в действительности все оказалось необычайно просто — по крайней мере, в том мире, который сейчас его окружал.

«С другой стороны, — с мрачным удовлетворением подумал он, — может, я и впрямь шизофреник, только никогда этого не замечал».

Потом, совершенно внезапно, он что-то почувствовал. Очень слабое, и все же почему-то жизненно важное ощущение. Он тут же понял, что источник ощущения находится за пределами его воображения. Холод. И давление. Он на чем-то сидел. На чем-то твердом. Ощущение было слишком острым, чтобы быть воображаемым. Да, он действительно был женщиной. И, открыв глаза, он понял, что эта женщина — Джоан.

По земле перед его глазами бесцельно ползали взад и вперед муравьи, совершенно дезорганизованные. Некоторые из них лежали на спинках и беспомощно дрыгали лапками, другие слепо метались из стороны в сторону. Стемнело, следовательно, прошло немало времени, возможно, несколько часов. Джоан сидела, слушая то нарастающий, то затихающий вой и плач диких зверей, который эхом отдавался в окрестных лесах, и Пол ее ушами тоже слышал их стоны. Он ощущал удовольствие, которое она испытывала от этих звуков, чувствовал, что она наслаждается ими, как музыкой. Он понимал, насколько равнодушна она к страданиям несчастных созданий. Его охватило такое отвращение, что он едва не прервал контакт, не разорвал ту тончайшую нить, которая связывала их сознания.

«Не мое дело, — осознал он, — судить Джоан». А разобравшись, он понял, что снова воспринимает окружающее через ее чувства и мысли. Это оказалось самым непривычным. Ее мысли напоминали мысли существа, которое родилось на совершенно иной планете, настолько чуждыми они ему показались. И все же в них присутствовало нечто знакомое.