Евгений Прошкин: Эвакуация

Шеф явился на работу в приподнятом настроении, и это было большим плюсом. Когда Леночка доложила, что Карпов с утра просится на прием, Валерьяныч удовлетворенно покивал и распорядился:

- Пусть зайдет. Хорошо хоть, живой.

Олег вполз в кабинет ласковым ужом и, прижав ладони к сердцу, застонал:

- Евграф Валерианович, расскажу всю правду!

И он действительно все рассказал, начиная с того, как ушел от Иры. При этом на его лице было написано такое глубокое раскаяние, что под конец Шеф уже не знал, как его успокоить.

- Вот видишь, чем оборачивается неумеренность, - наставительно произнес Валерьяныч. - Водка знаешь каких людей губила? О-го-го были люди! А ты еще совсем молодой человек, ни к чему тебе это.

- Да я, Евграф Валерианович...

- Не перебивай! В общем, так. Напишешь "за свой счет", Лена оформит задним числом. Смотри, никому из посторонних не проболтайся.

- Спасибо, Евграф Валерианович! - Олег вложил в голос столько подобострастия, что еще капля, и оно полилось бы через край. - Искуплю трудовым подвигом!

- Все шутишь! - прорычал Шеф. - Иди работай. И сделай выводы!

Карпов вернулся в кабинет, который делил с двумя такими же рыцарями карандаша и скрепки. Увидев завал необработанных сводок, отчетов и спецификаций, скопившихся с понедельника, он загрустил.

Три высокие стопки, на которые Олег рассортировал документы, напоминали мрачные средневековые башни.

"Сдохну, а сделаю, - решил он. - Разгребу все до последней бумажки. Буду корпеть, пока охрана не погонит".

Олегу очень хотелось доказать, что этот загул - случайность, роковое стечение обстоятельств, и что на самом деле он человек серьезный, исполнительный, работоспособный, словом - нормальный.

Карпов с головой погрузился в писанину и вынырнул лишь к обеду.

- Даешь пятилетку за три года! - воскликнул он и азартно раскрыл следующую папку, однако организм, истощенный кратким, но интенсивным запоем, требовал передышки.

Олег отодвинул бумаги и похрустел пальцами. Да, без отдыха не обойтись. Он спохватился, что с самого утра не выкурил ни одной сигареты. Этот промах следовало исправить.

В курилке Карпов вспомнил, что завтра пятница и Шеф, как всегда, отчалит пораньше. Вслед за ним незаметно рассосутся и остальные, часам к четырем в отделе уже никого не будет, поэтому остатки можно смело растянуть на полтора дня. Порыв трудолюбия подходил к концу, и такое решение Олег счел мудрым, тем более что щенячья благодарность к начальству стала понемногу иссякать. Спасибо Валерьянычу, что не уволил, но зачем же надрываться? А уволить-то, между прочим, было за что. Конечно, Карпов надеялся, что так круто с ним не обойдутся, но выговорочка ожидал темперамент у Шефа был самым что ни на есть холерическим. И вдруг на тебе: "оформим задним числом". С чего это он так раздобрился?

Карпов бросил окурок в изящную урну и пошел к своим отчетам.

Мысль о еде была противна. Работы оставалось еще вагон с телегой, и он пригорюнился. Миша, как всегда, обыгрывал компьютер в преферанс, а Сан Саныч читал очередной детектив. Олега разобрала досада.

Неужели никто даже не почешется?

- Миш, - не выдержал Карпов. - Пособил бы, а?

- Ну ты орел! - возмутился тот. - Как квасить - так один, а как работать - так всем миром?

- Благодарствуйте. Попросишь меня теперь!..

Сан Саныч с трудом оторвался от книги.

- Ты, Рыбкин, того. Не огрызайся!

Олег хотел было ответить, что читать о том, как "одним метким ударом он выбил бандиту два зуба и глаз", - это плевок в лицо мировой культуры, но передумал. Вместо этого он подгреб пачку сигарет и снова вышел из комнаты. Ему захотелось вырваться на улицу - там, на свежем воздухе, собраться с мыслями будет легче.

Итак, Шеф из престарелого диктатора превратился в пожилого добряка и вместо того, чтобы сделать матерную запись в трудовой книжке, ограничился отеческими наставлениями. Превосходно. Такой начальник - мечта любого служащего. Зато народ потерял всякую совесть. Где же старая добрая традиция отдела - помочь тому, кто не справляется, а потом получить с него законную бутылку? Испортились коллеги. Что с ними стряслось?

Ответ был известен. Просто Карпов боялся его произнести. Боялся даже мысленно сформулировать, и от этого становилось особенно погано, поскольку себе он никогда не врал.

Он незаметно дошел до перекрестка и свернул направо. На его пути лежала аптека, около которой несколько пенсионерок устроили самостийную распродажу лекарств. Ассортимент был неширок и безобиден: анальгин, аспирин, шуршащие упаковки бинта, пахучие горчичники и прочее в том же духе. Одна из старушек торговала травами. Помахивая маленькой метелкой, она нараспев приговаривала: