Евгений Прошкин - Магистраль

— Еще две осечки, да? — Олег дважды щелкнул барабаном. — А дальше?…

— Ты никого никогда не убивал, Шорох.

— Я спросил: что дальше?

— Дальше — патрон, — с иронией ответил программист. — Осталось меньше минуты. Приготовься.

Олег не двинулся, лишь рука с револьвером затряслась — все крупнее и крупнее, пока не начала ходить ходуном.

— Разделяю твое негодование. Но, в сущности, биография всякого человека представляет собой набор каких-то поступков, каких-то ситуаций… в основном иллюзий. И этот набор полностью определен еще до рождения.

— Не всякую биографию корректируют. Не всякому человеку сообщают, что он кукла не веревках.

— Ты еще и недоволен… А ведь Старикан валялся у меня в ногах… Ты, Шорох, валялся.

— Я только одного не пойму. Если меня скопировали со Старикана, и через шестьдесят пять лет я сам буду Стариканом… с которого меня и скопировали… Это же замкнутый круг! Где тут начало? Откуда я взялся?!

— Я бы тебе объяснил, — Алексей взглянул на часы, — нo уже не успею.

— Жаль, — сказал Шорохов.

“Кольт” глухо гавкнул, рука отскочила вверх, и Олег инстинктивно зажмурился. Открыв глаза, он увидел на стене за диваном веер пунцовых брызг и сползающий по глянцевому плакату клок волос.

Шорохов опустился на подлокотник рядом с прибором и достал сигареты. Потом с недоверием посмотрел на зажигалку Ивана Ивановича. Затем на свои ладони… И на поднятую крышку программатора.

Он, Олег Шорохов, продолжал жить. Вероятность того, что прибор попадет в нужную точку и будет использован по назначению, пока еще оставалась.

Сосредоточившись, Олег попробовал вытянуть из себя какое-нибудь побуждение… или смутное желание… или хотя бы намек. Он вышел из-под программы и теперь должен был ее как-то ощущать…

Желаний не было. Он курил, отстранение размышляя о том, нужно ли прятать тело, пока сам же не поразился обыденности этой мысли.

Олег воткнул окурок в каплю крови, как в чашку с недопитым кофе, и резко поднялся. Захлопнув мнемопрограмматор, он зажал его под мышкой и машинально проверил время. Ему нужно было уйти еще три минуты назад. Но это по программе. А программы у него больше нет…

Шорохов снова прислушался к себе. Он был свободен. Как ни один человек на Земле — свободен. И если уж он не исчез, не сгинул в нерожденной магистрали, то должен был испытывать счастье… или несчастье?… Он должен был чувствовать хоть что-то…

Олег подошел к двери, взялся за ручку и закрыл глаза.

Нет. Ничего.

В жестяной кишке воздуховода ныл сквозняк, других звуков не было. Не жужжали резаки, не стучал по матрице гидравлический пресс. Лампы не горели. От дверного проема развернулся широкий сноп света, терявшийся где-то близко в застоялом воздухе. Лишь на полу лежал неясный разбавленный конус, точно с порога опрокинули ведро серой краски.

Холодно… Шорохов поискал на стене выключатель и не нашел — ни выключателя, ни рекламных плакатов. Цех был пуст. В углу зиял черный квадратный глаз вентиляционной трубы, по краям тяжело покачивалась сальная бахрома многолетней пыли.

Словно засомневавшись, туда ли он вышел, Олег опять заглянул в каморку. Программист все так же сидел на диване — раскидав ноги и обратив лицо к потолку. Лицо абсолютно уверенного человека, не успевшего даже удивиться.

Шорохов поправил под мышкой мнемопрограмматор и, отчетливо скрипя подошвами, пересек помещение. Очутившись на площадке, он обнаружил напротив вторую дверь — в бункер Службы.

Дверь поддалась. Приоткрыв ее сантиметров на пять, Олег заметил, что свет внутри мерцает. Центральный плафон, как всегда…

Оба стола были завалены горами папок, тетрадей и отдельных листов. Бумага покоробилась и потемнела, некоторые страницы — до цвета крепкого чая. На всем лежала пыль, плотная и колкая, как абразив. Шкафы тоже стояли здесь. Одного взгляда сквозь мутное стекло было достаточно, чтобы понять: на полках ничего нет.

Шорохов подошел к сейфу и дернул ручку. Заржавленная дверца истошно скрипнула и отворилась. Ни дисков, ни документов. Какая-то выгоревшая газета, а на ней — мышиный помет. Чем они тут питаются? Если только бумагой…

Олег выдвинул упакованное в пленку кресло и взял со стола какой-то листок.

“СУБЪЕКТ… ОБЪЕКТ… ВТОРЖЕНИЕ… ЦЕЛЬ… СЛОЖНОСТЬ… КОМПЕНСАЦИЯ… ДОПОЛНИТЕЛЬНО…”

Незаполненное предписание. Шорохов дотянулся до самой дальней кипы и отщипнул от нее тонкую пачку. Все служебные бланки были чистыми — если можно так сказать о бумаге, пролежавшей в сырости несколько лет.