Евгений Прошкин - Магистраль

— Почему обязательно в тридцать пять?…

— Потому, что я так написал, — ответил Алексей бесхитростно.

— А написал бы “сорок”…

— И без двадцати шесть ты нажал бы на “Старт”.

— При любом раскладе? А я вот возьму и сломаю синхронизатор…

— У тебя есть второй, тот, что ты забрал у Прелести, — напомнил мнемотехник. — Но ты и первый ломать не станешь.

— Блин… Да почему?! — возмутился Олег. — Почему же не стану? Тебе не кажется, что ты слишком… о себе и о своей программе… слишком… — Он запнулся, пытаясь как-то выразить мысль, но так ничего и не выразил.

Алексей помедлил и вынул из кармана сложенный вчетверо листок.

— Вот почему, — сказал он. — Вот поэтому. Других причин нет.

Шорохов развернул бумагу и, посмотрев на строчки, уронил сигарету. Пока он вчитывался, мнемотехник брезгливо затоптал окурок.

“БЛИН (пауза: 0,8 — 1,0 сек.) ДА ПОЧЕМУ (вопросит.; пауза: 0,5 — 0,7 сек.) ПОЧЕМУ ЖЕ НЕ СТАНУ (вопросит.) ТЕБЕ НЕ КАЖЕТСЯ ЧТО ТЫ СЛИШКОМ (пауза: 1,0 — 1,2 сек.) О СЕБЕ И О СВОЕЙ ПРОГРАММЕ (пауза: 1,3 — 1,5 сек.) СЛИШКОМ (пауза, кон. реплики)”.

У Олега задрожали руки. Он озвучил все — от необязательного “блин” до растерянного “слишком”, на котором и наступил “кон. реплики”. Шорохов посчитал-двадцать слов, сочиненные кем-то, когда-то,… Он произнес их как свои. Это и были его слова, они родились совершенно спонтанно, как рождается любой разговор…

Внизу, подтекстом, стояло время: “17:19”. В программе было указано не только “что”, но и “когда”. Олег не сомневался: атрибут “где” в ней тоже был прописан, иначе Алексей не ждал бы его на этом диванчике… В программе — все. На то она и программа.

В мозгу навязчиво вертелась фраза: “кон. реплики”. Его, Олега Шорохова, реплики. Он силился что-то выговорить — полторы минуты назад, в “17:19”, а ему попросту заткнули рот. “Кон. реплики”… За него уже все решили.

Обиды Шорохов не чувствовал. Он испытывал что-то иное, более глубокое — ощущение утраты последних, теперь уже самых последних иллюзий. Несколько коротких строчек подействовали на него гораздо сильнее, чем все школьные лекции о “бетонном столбе” и всеобщей предопределенности. Там ему рассказывали, здесь — показали. И этот маленький абзац, наполовину состоящий из междометий, наполовину — из комментариев к ним, произвел на Олега не меньшее впечатление, чем оранжевый контейнер с его собственным телом.

— Зачем?… — только и спросил он.

— Это точка контроля, — объявил Алексей тоном доброго, но откровенного врача. — Нужно было проверить, как установки программы связаны с внешними условиями.

— И что?… Проверил?

— Пришел ты вовремя, уйдешь тоже, — ответил мнемотехник, не замечая, что Олег вскипает, или не желая этого замечать. Он прекрасно знал, чем их беседа закончится. — Только вот сигарета… Но всего не учтешь. Да это и не требуется.

Шорохов отметил, что Алексей разочарован. Тому хотелось, чтобы все было красиво, с блеском. Чтобы все совпало. Чтобы можно было сказать коллегам: “Как всегда… Тип-топ… Случайностей не допускаем…”. И при этом, наверное, сложить свои кургузые пальчики в кургузое колечко: “О'кей!”

“Не будет тебе “о'кей”, не будет… — мстительно подумал Шорохов, вынимая пачку “Кента”. От никотина уже подташнивало, но он себя заставил. — Вот так, брюхо… Вот так вот, пышка недоделанная!… Сижу и курю. Копай свою программу, ищи, где я взял зажигалку. Не найдешь. Иванова у тебя в программе нет. Зато ты у него — весь, с потрохами. Это же он меня сюда направил. Если бы не Иван Иванович, хрен бы я в твою контрольную точку пришел… Твои точки в пролете, пузырь. И мир давно изменился. И твоя программа… она для Иванова — дешевый тетрис. Он все в ней перестроил, с самого начала…”

Олег, покачиваясь на стуле, пускал дым. И то и другое Алексея раздражало. Шорохов это видел, но продолжал курить и качаться, потому что в этом была часть его свободы. Малюсенькая частичка, но он ее все-таки вырвал и не желал отдавать, даже такую бесполезную.

“Кончится сигарета, прикурю следующую. Сколько там наше свидание продлится?… Буду курить все время. Чтобы этот ублюдок задохся”.

Вероятно, Алексей специально выбрал такой момент для встречи, когда у Олега не будет зажигалки. Если у него каждая реплика записана вплоть до “блин”, то уж избавить себя от дыма он был способен…

Шорохов сделал глубокую затяжку.

Свобода. Вот она какая… Глоток канцерогенов, горечь на языке, изжеванный фильтр. Ничего… Чем богаты, тем и рады.