Евгений Прошкин - Слой

— Я под арестом?

— Ты в больнице, дурило. Если пойдет без осложнений, через месяц выпишем.

— И все?

— А что ты хотел?

— Я?.. Ничего...

«Свободен, — ошалело подумал Константин. — Это как?.. Почему?..»

«А потому, что всех продал, — напомнил кто-то внутри. — Всех, кого знал и не знал. Теперь они осваивают северные районы. И тебе их не надо бояться. Ты свободен. Иди. Живи».

Выпишут и отпустят. А может, и местечко предложат — с его-то опытом. Темное прошлое простят, как-никак, раскаялся, честно отработал. Заплатил — чужими судьбами, близкими людьми, самим собой, в конце концов...

Константин стиснул кулаки и бессильно разжал — обрушить гнев было не на кого. Разве что на себя? На того, кто влезал в его тело и час за часом, День за днем диктовал, диктовал... Это не так уж и напрягало — раньше. Ведь он уже не считал этот мир своим. Он давно существовал там, в новом слое, а старый казался почти нереальным. Сюда он нырял, как в пьяный кошмар: игрушечный страх перед мертвой Морозовой, безумные беседы с убитым Борисом... Он словно посещал какой-то кинотеатр. Но вот зажгли свет, и экран оказался с другой стороны.

Вернуться не удастся. Он выздоровел. Сеанс окончен.

Надо было искать тетрадку — тщательно искать, не лениться. Ведь было же время. Сколько у него было времени! Тьма. И на что оно потрачено? Теперь его еще больше. Только зачем оно?

Борис!!

В голове взорвался горячий фонтан. Борис! Он же здесь. Он поможет, он вытащит. И он сам собирался все объяснить. На кой черт эта тетрадь, если Борис где-то поблизости!

Костя выскочил из палаты. Высокие, во всю стену, окна слепили пронзительным августовским солнцем. Глаза с непривычки заслезились, и Константин прикрыл их ладонью. Пижама мгновенно нагрелась и начала источать запах стирального порошка.

Коридор был широким и довольно длинным. В правом торце находились белые двери уборных, в левом — стеклянная перегородка. За ней осязаемой прохладой темнела лестница. У перегородки, на маленьком и каком-то неуютном стульчике притулился охранник в гвардейской форме. Он глянул на Костю и, не проявив интереса, отвернулся.

Гвардеец изнывал от жары. В черном кителе было теплее, чем в пижаме, а сидел он, видно, уже давно. На его лице читалось страстное желание перенести стульчик на лестничную площадку, в тень, но для этого он был слишком дисциплинирован.

Подходя к охраннику, Константин на всякий случай развел руки в стороны. Мужчина с одинокой лычкой ефрейтора не обратил на это никакого внимания.

— У вас был старший лейтенант, — начал Костя без предисловий. — Борис Черных зовут.

— Был такой, — подтвердил гвардеец. — Сплыл. Константин почувствовал, как в желудке расплетается что-то шевелящееся. Оно поднялось наверх и застряло в горле, около кадыка.

— Уволили? — прокашлявшись, спросил он.

— В Гвардии не увольняют. Спороли погоны — и в питомник. К собакам.

— За аморалку, наверно... — потерянно молвил Константин.

— Чего-о?

— Ну, я слышал, он тут с медсестрами...

— Какая же это аморалка — с медсестрами? Не, Черных не за это убрали. Крыша у него поехала. Во, браток, как служба людей ломает.

— Странно...

— Да уж!

Похоже, ефрейтор был не прочь потрепаться.

— Ты прикинь! Служил человек, все нормально. Где-то месяц назад или чуть больше... да, побольше, месяца полтора... Короче, как подменили: на подчиненных бросается, начальству жопу лижет. Корешка своего заложил, — полушепотом произнес гвардеец. — Тот на ерунде какой-то попался, в итоге осудили за мародерство. А потом выяснилось, что все это ради того, чтоб сюда попасть, во взвод охраны. Не знаю, как будто здесь сахар...

— А чего стоите-то? Кого тут сторожить?

— Да никого. Приказали, вот и стоим. Военное положение, сам понимаешь.

— Понимаю... А если я, допустим, выйти захочу?

— Иди, — пожал тот плечами. — Пижаму только переодень. Ну ладно, я про Черных. Народ его уважать перестал, но от этого не помирают. Служит человек дальше, прогибается. И вот... — Сержант сделал удивленное лицо, точно сам слышал эту историю впервые. — На прошлой неделе... — Его удивление достигло такого накала, что Константин занервничал. — Всё назад!

— Что — назад? — разочаровался Костя.

— На смену не явился, а пошел в свое отделение, к утреннему разводу. Ему говорят: ты же в больницу перевелся. Морда — кирпичом. Не в курсе. То есть совершенно! Ты прикинь, оказывается, он все это время, с тех пор как оборзел, вообще не помнит. Даты путает! Не числа — месяцы. Месяцы путает, прикинь! Эй, приятель! Больной! Ты чего? Плохо? Давай доктора позову!