Н. Огнев - Следы динозавра

После этого лама засел в тот угол юрты, где имелись изображения Будды во всех его перевоплощениях, и принялся стряпать медикаменты. Прежде всего спахтал глину с бараньим салом, сдобрил этот состав чем-то подозрительным и вонючим и подошел к Френкелю. Несмотря на боль, Френкель с любопытством наблюдал за действиями ламы. Лама же очень осторожными движениями потрогал больную и уже разутую ямщиками ногу, потом взял изготовленное им тесто и наложил довольно толстым слоем на больное место. Потом он встал, воздел руки кверху, и принялся бормотать.

— Буданцар-Алангоа, тенгри, — бормотал лама. — Таннул. Ула-шань тенгри… Русска-москова тенгри… (Буданцар — легендарный родоначальник монгольского народа, Алангоа — его мать, тенгри — духи, дальше названия горных отрогов).

— Слушай-ка, ты, китайский поп, — сказал Френкель. — От твоих заклинаний у меня нога не проходит, а болит еще сильней… Нет ли другого средства? Да сдери к черту свое сало с ноги! Заутреню-то брось.

Вместо ответа «китайский поп» полез опять в угол, намешал там какое-то новое «лекарство», стал около Френкеля на колени и поднес ко рту Френкеля чашку с необыкновенно сильным запахом перегнившей мочи.

— Это что же: ты хочешь, чтобы я выпил? — завопил Френкель. — Ну уж, это, брат, дудки! — С этими словами Френкель наподдал чашку так, что содержимое плеснуло ламе в лицо.

— Будда-Алангоа! — заорал, в свою очередь лама и бросился на Френкеля с кулаками. Так как лама был на ногах, а Френкель лежал, то очень быстро лама подмял Френкеля под себя и начал его молотить обоими кулаками, не соблюдая особенной вежливости. Френкель отбивался, как умел, и звал изо всей силы на помощь. И помощь явилась.

Рядом с юртой раздался гудок грузовика, а в юрту вполз Васька Свистунов и одним ударом кулака отбросил ламу в угол прямо под многочисленные изображения Будды.

— Отпусти ему еще, Васька, — жалобным голосом попросил Френкель, — а то он меня чуть на тот свет не отправил.

— Сейчас, — ответил Васька с полной готовностью, высунул голову наружу, крикнул: — Шофер, поди-ка сюда! — а затем направился с угрожающим видом к ламе.

Но вместо шофера в юрту влез профессор Дормье.

— Даракона, бачка, даракона, — забормотал лама и стал на колени.

— Так этот самый человек, который знает, где есть кости динозавра! — воскликнул профессор. — Френкель, скажите, чтобы Свистунофф его не трогал, это человек ценный!..

Френкель объяснил Ваське в чем дело, и лама был прощен.

Через четверть часа, расплатившись с «почетным транспортом», экспедиция тронулась в путь на грузовике. Вместе с путешественниками на багаже восседал лама, который бормотал: — Даракона, даракона, — и показывал на восток…

Работа, собственно говоря, была, но Свистунов еще с утра ушел из торгпредства, где расположилась экспедиция, чтобы побродить по «Красному Богатырю»… Нельзя сказать, чтобы Васька очень интересовался бытом и нравами местных жителей, — в этом случае он обратился бы, вероятно, к монгольскому «союзу революционной молодежи», нельзя сказать также, что Ваську повлекло на улицу то зевачество , которое создает обычно вокруг всякого уличного происшествия толпу бездельного народа. Нет; Васька почувствовал потребность в том полудремотном уединенном состоянии, в том своего рода самонаркозе, когда все проходящее мимо зрения — вместе с тем проходит и мимо сознания. Во дворе торгпредства, где грузилась экспедиция в Гоби, все время толкались люди, и где приходилось подтягиваться и что-то делать даже и не по инерции, — такое состояние для Васьки было невозможно.

Навстречу вместе с монголами в остроконечных шапках, монголками в рогатых уборах, китайцами в удобных синих хурмах и штанах, шли верблюды, свиньи, ослы, собаки. Улицы не было. Там и сям были разбросаны «хошуны» — юрты за частоколами. Только на площади было несколько зданий европейского типа. Со всем тем и на площади и в извилистых переулках около хошунов было большое движение. То и дело навстречу попадались небольшие отряды «цириков» — монгольских солдат, старательно печатающих шаг. Цирики были одеты, несмотря на жару, в шинели русского образца.

Кое-где на частоколах хошунов болтались красные флаги — в этом было дыхание революции. Но Свистунов вспомнил 40 % лам, дорогу, «почетный транспорт», и согласился в душе с секретарем полпредства, который на вопрос Френкеля ответил:

— Монголия пока еще не красная. Монголия — красноватая.