Борис Пшеничный - Человек-эхо

Нечаев. Можете не продолжать, я вас понял.

18

Из дневника И. К. Монастырской.

На исходе второй день. Обживаемся. Еще не все завезли, но работать можно. Ходила к арчовнику, это километра три вверх по ущелью. Ухитрилась в кровь сбить ноги, вся в ссадинах, царапинах, а топать туда и обратно придется часто. Надо поаккуратней. Илья прав: в экспедиции главный инструмент - ноги.

Он в лагере. Ждали утром, по рации предупредили, что с очередным грузом будет пассажир, но вертолет отменили. Из-за погоды. (А над нами солнце!). Авиация явно не в ладах с горами. Выползет где-то облачко с носовой платок - по всей трассе отбой.

Интересно, как он добирался? До райцентра наверняка на попутке, а остальные двадцать км? По тропе один? При случае спрошу. Впрочем, необязательно.

Когда вернулась в лагерь, он уже был здесь. Выходит, я знакомилась последней. Он высмотрел меня еще на подходе. Рубил сучья у кухни, опустил топор, ждет. (Вопрос: если бы не я, а кто другой, - тоже вот так бы ждал?). Взгляд любопытствующего ребенка. Или настороженность? Я обомлела: неужто тот, кто спрашивал Илью ночью? Как быть, признавать? Прохожу мимо, в упор не вижу. Он снова за топор: тук-тук.

Появился Малов, свел нас, представил. Как же - начальник! Ему коллектив сколачивать, о спайке печется. Бог ему в помощь. Мне не до знакомства, скорей бы разуться да ноги в воду. Молча посмотрели друг на друга, разошлись. Похоже, не из разговорчивых.

Минут через пять поднимаю глаза - стоит, в руках листья подорожника. Приложите, говорит, помогает. Полез бинтовать. Я ему: спасибо, как-нибудь сама. Тоже мне лекарь! Он сам по себе такой или...?

Лариса в восторге. Когда-то она успела с ним наговориться. Ее распирает от впечатлений, поделиться больше не с кем, в палатке мы вдвоем. Приходится выслушивать. Лариса уникальна, не уснет, пока не переберет языком все, что было с ней за день, плюс чего и не было. Фантазерка страшная. Но я не жалуюсь, это даже хорошо. Вечера в горах бесконечные, от скуки осатанеть можно. Так что Лариса здесь - клад.

Легли поздно. Фонарь зажигать не стали, на свет что только не лезет и не летит. Лежим в кромешной тьме, у меня в глазах от усталости цветные круги, все плывет, но слушаю.

Так вот мнение Ларисы: занятный, не как все, прозрачный (как это?), с ним легко, не опасный (в каком смысле?), где такого выискали? И еще: есть у него кто? Это уже чисто женское. Молоток девка! Час знакомыи такой активный интерес. А он?

...Проснувшись, слышу голоса. Малов: "Осторожно, не побейте". Он:" Донесу, не беспокойтесь". Третий: "Давай пошли, бодрячок. Уронишь - спущу следом". Третьего я из тысячи узнаю - Аркадий Степанович Ухов, сокращенно АСУ. Злой гений. Не столько гений, сколько злой. Без подковырок не может. Каждое слово сначала в чашу с ядом обмакнет, потом скажет. При нем становлюсь кровожадной. Страсть как хочется, чтобы кто-нибудь дал ему по шее.

Выбираюсь из палатки, вижу только спины. Он и АСУ с приборными ящиками прут по тропе. Малов, глядя им вслед, скребет затылок: кем-то или чем-то недоволен. И в такое-то утро! Тишина оглашенная, воздух - хоть пей!

19

Следователь. Он знал, что вы наблюдаете за ним?

Монастырская. Не думаю. Эдуард Павлович предупредил: полная конспирация, иначе вся затея насмарку.

Следователь. Ему мог сказать кто другой, та же Лариса.

Монастырская. А что ей было говорить? Кто такой Полосов, в отряде знала только я, для остальных он - статист, рабочий.

Следователь. Но шила в мешке не утаишь, все видели - вы что-то записываете.

Монастырская. В экспедиции каждый ведет полевой дневник. К тому же справки, отчеты. Писанины у нас хватает.

Следователь. Так у вас было два дневника?

Монастырская. Внешне они выглядели одинаково. Старалась сразу оба не доставать. Второй тут же прятала.

Следователь. Прятали куда?

Монастырская. У каждого свой лабораторный ящик, своего рода дорожный сундук.

Следователь. Он запирался?

Монастырская. Только при переезде. В палатке держат открытым. Начни я запирать, возникло бы подозрение. Все свои, от кого прятать?

Следователь. Выходит, при желании дневник можно было взять.

Монастырская. У нас не принято заглядывать в чужие ящики. И вообще...

Следователь. Тем не менее.

Монастырская. Мы с Эдуардом Павловичем предусмотрели и это. Я вела записи в форме личного дневника. Попадись он кому на глаза - ничего страшного. Кому какое дело, о чем я пишу, - не для других же, для себя.

Следователь. Бог с ним, с дневником. Пойдем дальше.