Айзек Азимов - Приход ночи

– Ты что же это, Балик – решил за мной приударить?

– Можно и так сказать, пожалуй. Что тут такого невероятного? Мы не чужие друг другу. Знакомы со времен аспирантуры и целых полтора года провели вместе в пустыне.

– Вместе? Да, в одной экспедиции. Ты жил в своей палатке, я в своей, и никогда между нами ничего не было. И вдруг ни с того ни с сего…

– Я же не замуж тебя зову, Сиферра, – пришел в раздражение Балик. – Просто предлагаю съездить вместе на Джонглорскую выставку дней на пять-шесть, погреться, пожить в приличном отеле после палаточной жизни в пустыне, тихо пообедать вдвоем несколько раз, попить хорошего вина… – Он недовольно развел руками. – А ты заставляешь меня почувствовать себя глупым мальчишкой, Сиферра.

– Ты и ведешь себя, как мальчишка. У нас всегда были чисто товарищеские отношения, Балик. Пусть они такими и останутся, хорошо?

Балик хотел было ответить, но передумал и плотно стиснул губы.

Наступило неловкое молчание. У Сиферры застучало в висках. Как это все неожиданно и неприятно – и то, что университетские коллеги уже ополчились против находок из Томбо, и неловкая попытка Балика ее соблазнить. Ну, не соблазнить, а завязать с ней какие-то романтические отношения. И как искренне поразил его ее отказ.

Неужели я подала ему какой-то повод, спрашивала себя Сиферра, дала понять, что питаю к нему чувства, которых на самом деле нет?

Быть не может. Ей не верилось в это. Ей нисколько не хотелось ехать развлекаться на север и попивать вино в приглушенном свете ресторана ни с Баликом, ни с кем-либо другим. У нее есть работа – и этого довольно. Вот уже двадцать с лишним лет, с самой ее юности, мужчины бегают за ней и говорят, какая она красивая, прелестная и очаровательная. Ей это, в общем, льстит. Пусть лучше ее считают красивой и очаровательной, чем безобразной и скучной. Но она пока ни одним еще не увлеклась – и не хотела бы увлечься. Как неудачно поступил Балик, внеся натянутость в их отношения именно сейчас, когда у них на руках подготовка всех беклимотских материалов и нужно полное согласие…

В дверь постучали, и Сиферра мысленно возблагодарила того, кто прервал эту ситуацию.

– Кто там?

– Мадрин 505-й, – ответил дребезжащий голос.

– Входите, пожалуйста.

– Я пойду, – сказал Балик.

– Нет. Он пришел смотреть таблички. А они такие же твои, как и мои, разве нет?

– Извини меня, Сиферра, за…

– Забудем об этом. Забудем!

В кабинет неверной походкой вошел Мадрин. Этому хрупкому, высохшему старичку уже перевалило за семьдесят и давно пора было на пенсию, но его оставили на факультете – не преподавать, а заниматься палеографией. За толстыми стеклами очков прятались добрые серовато-зеленые глаза, потускневшие от бдения над выцветшими древними манускриптами. Но Сиферра знала, что их тусклость обманчива: не было на свете глаз острее этих, когда дело касалось старинных текстов.

– Так вот они, эти знаменитые таблички, – сказал Мадрин. – Знаете, я ни о чем другом не мог думать, как только узнал о них от вас. – Тем не менее старик не устремился к табличкам немедленно. – Можете вы что-нибудь сказать мне об их контексте, о месте их находки?

– Вот общий план, снятый Баликом, – сказала Сиферра, подавая ему огромный увеличенный снимок. – Это холм Томбо, старая мусорная куча чуть южнее центра Беклимота. Вот такую картину мы увидели, когда буря расколола его надвое. Потом мы сделали срез здесь – и вот здесь – и все вскрылось полностью. Вы различаете здесь темную линию?

– Уголь?

– Он самый. След пожара, от которого сгорел весь город. А теперь посмотрим пониже и увидим второй слой построек и вторую линию пожара. Теперь смотрите сюда… и сюда…

Мадрин долго не отрывался от фотографии.

– Что же это? Восемь городов один на другом?

– Семь, – буркнул Балик.

– По-моему, девять, – заметила Сиферра. – Но я согласна, что трудно определить сколько их там во всем холме. Чтобы выяснить это, потребуется химический и радиографический анализ. Но очевидно одно: город раз за разом горел, и его обитатели снова строились на старом пепелище.

– Но тогда это, значит, неимоверно древнее поселение? – спросил Мадрин.

– Мне кажется, этому холму по меньшей мере пять тысяч лет. А то и намного больше. Может быть, десять или пятнадцать. Мы не узнаем этого, пока не доберемся до самого нижнего слоя, а с этим придется подождать до следующей экспедиции – или до следующей за ней.

– Пять тысяч лет, говорите? Возможно ли?