Айзек Азимов - Приход ночи

Чего они боятся? – недоумевал Теремон. Да того, что мы на них нападем. Неужели теперь все ополчились друг на друга?

Примерно через час после начала пути они увидели человека в покрытой грязью одежде, который пробирался от машины к машине, переворачивая мертвецов и роясь в их карманах. За спиной у него болтался мешок с награбленным, такой тяжелый, что мародер спотыкался.

Теремон злобно выругался и достал пистолет.

– Ты погляди только на эту гиену!

– Не надо, Теремон! – Сиферра отвела его руку в самый момент выстрела, и луч ударил в ближний автомобиль, ослепив их отраженной вспышкой.

– Что это ты? – спросил Теремон. – Я хотел его только пугнуть.

– А я думала, ты…

– Нет, – сумрачно покачал головой он. – Пока еще нет. Гляди, как улепетывает!

Грабитель обернулся на звук выстрела, в яростном изумлении уставясь на Теремона и Сиферру. Глаза у него были пустые, изо рта стекала струйка слюны. Он долго пялился на них, а потом, выронив мешок, в судорожной спешке полез через кучу машин и вскоре пропал из вида.

Теремон и Сиферра направились дальше.

Медленно, с трудом продвигались они. Указатели насмехались над ними со своих блестящих столбов, показывая, как мало им удалось пройти. К закату Оноса они преодолели всего полторы мили.

– Такими темпами, – пробурчал Теремон, – мы будем год идеи до Амгандо.

– Когда приобретем навык, дело пойдет быстрее, – не слишком убежденно сказала Сиферра.

Если бы они могли идти по дороге, параллельной шоссе, а не по его полотну, все было бы проще. Но это было невозможно. Почти все Большое Южное шоссе пролегало по виадукам, перекинутым на мощных опорах через леса, заболоченные участки и промышленные зоны. Порой магистраль пересекала открытые карьеры, порой – озера и ручьи. Путешественникам ничего не оставалось, как только держаться дороги, с какими бы трудностями это теперь ни было связано. По возможности они старались идти поближе к обочине, где разбитых машин было меньше. При взгляде; вниз они видели вокруг все тот же хаос.

Сожженные дома. Пожары, все еще бушующие вплоть до горизонта. Кучки ошеломленных, растерянных беженцев, бредущих по заваленным улицам неведомо куда. Порой встречалась группа побольше, примерно в тысячу человек, стоящая лагерем в поле – все еле шевелятся, словно полу парализованные, лишенные воли и энергии.

Сиферра показала на холм наискосок от шоссе, па вершине которого стояла сожженная церковь. Какие-то оборванные люди лазили по ее обрушенным стенам, поддевали ломами уцелевшие блоки серого камня, выламывали их и сбрасывали вниз.

– Похоже, они ее ломают. Но почему?

– Потому, что ненавидят богов. И винят их за то, что случилось. Помнишь Пантеон, большой Собор Всех Богов на краю леса, со знаменитыми фресками Талиманди? Я был там через пару дней после Прихода Ночи. Его сожгли дотла – остались только груды развалин да полуживой священник лежал под кучей кирпичей. Теперь я понимаю, что собор сожгли не случайно, а намеренно А того священника убил сумасшедший у меня на глазах – ради богатого облачения, как я думал тогда. Но может быть, и не ради него. Из одной только ненависти.

– Но ведь не священники же виной…

– Ты так быстро забыла Апостолов? И как Мондиор твердил нам много месяцев подряд, что все ожидающее нас впереди есть возмездие богов? А священники – посредники богов, не так ли? И если они вели нас неправедным путем и за это нас постигла такая кара – значит, они в ответе за пришествие Звезд. Так думают люди.

– Апостолы! – мрачно сказала Сиферра. – Хотела бы я их забыть. Как ты думаешь, что они теперь делают?

– Думаю, что затмение они пережили благополучно у себя в башне.

– Да. Наверное, они хорошо перенесли ту ночь, поскольку были к ней готовы. Как говорил Алтиноль? Будто бы они уже создали свое правительство в северной части Саро?

– Могу себе представить, что это за правительство, – бесстрастно сказал Теремон, угрюмо глядя на разрушенную церковь. – Декреты о праведной жизни. Мондиор каждый день издает новые заповеди. Всякое удовольствие воспрещается законом. Еженедельные публичные казни грешников. – Он сплюнул по ветру. – Тьма меня поглоти! Как подумаешь, что я в тот вечер держал Фолимуна в руках и дал ему уйти, хотя запросто мог удушить…

– Теремон!

– Знаю. Что пользы? Ну, стало бы одним Апостолом меньше. Пусть живет. Пусть создает свое правительство и внушает всем, кто на свою беду остался на севере Саро, что они должны делать и как думать. Нам-то какое дело? Мы идем на юг, в Амгандо, и Апостолы не имеют к нам никакого касательства. Когда все немного уляжется, они окажутся одной из пятидесяти соперничающих группировок, только и всего. Или одной из пяти тысяч. В каждом округе будет свой диктатор, свой император. Ох, Сиферра, Сиферра… – помрачнел вдруг Теремон.