Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 5

Оборотень и Мыслитель. И Оборотень стал Мыслителем — ухищрениями и игрой ума другого мыслящего племени, обитающего в сотнях световых лет отсюда. Искусственный человек превратился в другое существо, переняв его способности мышления, его взгляды на жизнь, физиологию и психику. Став им, он сохранил нечто от человека — частицу человеческой сути, свернутую в тугую пружину и спрятанную от жуткого и сурового величия существа, в которое перевоплотился. И укрыл ее мысленной броней, встроенной в него на планете, настолько удаленной от этой точки пространства, что даже солнца ее невозможно разглядеть.

Спрятал, но не навсегда. Скорее, временно убрал в потайные уголки разума, который составлял Я этого инопланетного существа. Ему предстояло быть им, и человеческая суть его затаилась в глубине жесткой неземной плоти и загадочного сознания. Но в свое время, когда первый страх осядет и забудется, когда придет умение жить в этом новом теле на другой планете, человеческий разум займет должное место и наполнится, насладится всепоглощающим восторгом нового опыта — состояния, когда два разума сосуществуют рядом, не требуя подчинения, не соревнуясь, не пытаясь выгадать что-то для себя за счет другого, поскольку оба отныне принадлежат к сообществу, которое оказывается не просто сообществом людей или созданий из страны болот, но и тем и другим, слившимся воедино.

Солнечные лучи падали на поверхность планеты, тело Мыслителя впитывало энергию, и болото было замечательным местом, поскольку для пирамидального существа оно стало домом. Можно было ощутить, исследовать, познать новую жизнь, подивиться ей и порадоваться.

Имелось и любимое Место для Размышлений, и любимая Мысль, а иногда случалось и мимолетное общение с другими соплеменниками, встреча разумов, краткая, как прикосновение руки в темноте. В общении не было необходимости: каждый из Мыслителей обладал исчерпывающим набором качеств, делающих контакт с себе подобными ненужным.

Время, равно как и пространство, не имело никакого значения, за исключением тех случаев, когда или время, или пространство, или то и другое вместе становилось объектом Мысли. Ибо Мысль была всем — и смыслом существования, и целью, и призванием; направленность ее не подразумевала какого-либо окончания, даже и завершения самой себя, — у нее не могло быть конца. Мысль представляла нечто продолжающееся бесконечно, питала саму себя и не оставляла веры, надежды на то, что когда-нибудь окажется исчерпанной. Но теперь время сделалось одним из важных факторов, разум человека был сориентирован на определенное время возвращения, и когда оно наступило, человек из Мыслителя снова стал человеком и вернулся. Собранная им информация легла в центр памяти, а корабль опять рванулся в космос, продолжая полет.

Затем была еще одна планета, и еще одно существо, и Оборотень превратился в это существо, как раньше в Мыслителя, и отправился путешествовать по планете в новом обличьи.

Если прошлая планета была жаркой и влажной, то здесь было холодно и сухо, далекое солнце едва светило, а звезды блестели в безоблачном небе как алмазы. Белая пыль из песка и снега покрывала поверхность планеты, и порывистый ветер сметал ее в аккуратные дюны.

Теперь человеческий разум перешел в тело Охотника, который несся в стае через замерзшие равнины и скалистые кряжи и испытывал от этого бега под звездными россыпями и лунными фонарями языческое наслаждение, выискивая святилища, откуда с незапамятных времен его предки вели разговор со звездами. Это была лишь традиция: картины, которые бессознательно транслировали бесчисленные цивилизации, обитающие в других солнечных системах, Охотники могли улавливать в любое время и в любом месте.

Не понимая этих картин и даже не пытаясь понять, они просто ловили их и хранили в воспоминаниях ради эстетического удовольствия. Вот и человек, думал человек в теле Охотника, может бродить по художественной выставке, останавливаясь и вглядываясь в полотна, красками и композицией беззвучно провозглашающие истину, — истину, которую не выразишь в словах и которую не надо выражать в словах.

Человеческий разум в теле Охотника и еще один разум, — разум, который вдруг выполз оттуда, где его не должно было быть, ему полагалось исчезнуть в момент, когда человеческое сознание покинуло использованную оболочку.

Мудрецы на Земле такого не предполагали, им и в голову не приходило, что освобождение от инопланетного тела не означает освобождения от инопланетного разума, что маску чужого интеллекта, единожды надетую, нельзя просто взять и выбросить. От этой маски нельзя избавиться, ее нельзя сорвать. Память и инопланетное Я невозможно истребить, выскоблить из разума начисто. Они оказались неистребимы. Их можно загнать глубоко в подсознание вернувшегося в свой естественный облик человека, но снова и снова они выбирались на поверхность.