Айзек Азимов - Роботы утренней зари

– Хорошо, Маленькая Мисс.

– Но я поняла, что этот человек не видит во мне человеческое существо. Пусть моя жизнь испорчена, лишь бы он не рисковал своей объективностью. Его наблюдения значили для него больше, чем моя нормальность. И тогда я поняла, кто я и кто он – и ушла от него.

В воздухе повисло тяжелое молчание. В голове Бейли слегка звенело. Он хотел спросить: можно ли было не учитывать сосредоточенности крупного ученого, важности большой проблемы? Как могли вы принять всерьез сказанное, возможно, в раздражении, когда человека вынудили к разговору, которого он не хотел? Доктор Василия сосредоточилась на собственной «нормальности» (что бы она не подразумевала под этим) и исключила две, возможно, самые важные проблемы, стоящие перед человечеством – природа человеческого мозга и заселение Галактики; это было куда менее простительно.

Но ничего этого он не сказал. Он не знал, как довести это до этой женщины, и поймет ли он, если она ответит.

Что он делает на этой планете? Он не понимает их жизни, как бы они не объясняли. И они не понимают его. Он устало сказал:

– Мне очень жаль, доктор Василия. Я понимаю, что вы сердитесь, но если бы вы хоть на миг оставили свою злость и подумали о деле доктора Фастальфа и убитого робота, вы, может быть, увидели бы, что мы имеем дело с разными вещами. Возможно, доктор Фастальф желал наблюдать за вами независимо и объективно даже ценою вашего несчастья, однако, это никак не приближает его к желанию уничтожить человекоподобного робота.

Василия покраснела и закричала:

– Неужели вы не поняли того, что я вам сказала? Уж не потому ли я вам все это рассказывала, что думала, будто кому-нибудь интересна печальная история моей жизни? Вы думаете, мне приятно разоблачать себя таким образом? Я говорила вам все это только для того, чтобы показать, что доктор Хэн Фастальф в с ам ом де ле уничтожил Джандера . Наверняка. Я не говорила этого, потому что никто, кроме вас не был так глуп, чтобы спрашивать меня, и из-за дурацких остатков моего уважения к этому человеку. Но теперь вы спросили, и я отвечаю, и, клянусь Авророй, скажу кому угодно, даже публично: доктор Хэн Фастальф разрушил Джандера Пэнела. Я в этом уверена. Вы удовлетворены?

Бейли с ужасом уставился на обезумевшую женщину.

– Я не совсем понимаю, доктор Василия. Зачем доктору Фастальфу разрушать робота? Какое это имеет отношение к его обращению с вами?

Василия порывисто дышала, и Бейли механически заметил, даже не осознавая этого, что, хотя Василия была такой же стройной, как Глэдис, груди у нее были больше. Она старалась овладеть своим голосом.

– Разве я не сказала вам, землянин, что Хэн Фастальф интересовался человеческим мозгом? Он не колеблясь поставит его под стресс, чтобы наблюдать за результатом. И он предпочитает мозг неординарный, например, мозг ребенка, чтобы его можно было наблюдать в развитии. Любой мозг, лишь бы не банальный.

– Но какая тут связь с…

– Спросите себя: почему он заинтересовался чужеземкой?

– Глэдис? Я спросил е го , и он ответил. Она напомнила ему вас, и сходство и в самом деле большое.

– Еще раз спрошу вас: вы поверили ему?

– Почему же не поверить?

– Потому что это неправда. Сходство могло привлечь его внимание, но истинная суть его интереса к этой женщине – ее чужеземность. Она воспитана на Солярии, где привычки и социальные аксиомы не те, что на Авроре. Он может изучать мозг, совсем отличный от нашего, и получить интересную перспективу. Неужели вы не понимаете этого? Кстати, почему он заинтересован в вас, землянин? Он не так глуп, чтобы вообразить, что вы решите аврорскую проблему, ничего не зная об Авроре.

Внезапно вмешался Дэниел, и Бейли вздрогнул от неожиданности, услышав его голос:

– Доктор Василия, партнер Илия решил проблему Солярии, хотя ничего о Солярии не знал.

– Да, – сказала Василия, – все миры узнали об этом по гиперволновой программе. Озарение могло случиться, но вряд ли Хэн Фастальф думает, что оно случится дважды на том же месте и в быстрой последовательности. Нет, землянин, он привлек вас в первую очередь потому, что вы землянин. У вас другой, чуждый мозг, который можно изучать и манипулировать им.

– Не можете же вы думать, доктор Василия, что он рискнул бы делом чрезвычайной важности для Авроры и вызвал бы кого попало, лишь бы изучить необычный мозг!

– Наверняка мог бы. Об этом я вам и толкую. Нет такого кризиса для Авроры, который был бы важнее для него, чем решение проблемы мозга. Я могу точно сказать, что он ответит, если вы его спросите: «Аврора может возвыситься или упасть, цвести или гнить – все это пустяки в сравнении с проблемой мозга, поскольку, если человек реально познает мозг, все, что может пропасть за тысячелетие по небрежности или неправильным решениям, можно выправить за десять лет, разумно управляя человеческим развитием под руководством «психоистории». С помощью этого аргумента он оправдает все – ложь, жестокость, все, что угодно – и скажет, что все должно служить цели продвижения знаний о мозге.