Айзек Азимов - Роботы утренней зари

– Как я понимаю, нечто вроде этого случилось с Джандером Пэнелом? Он встретился с противоречием в словах, и мозг его сгорел?

– По хо же на то, хотя это не так легко сделать, как во времена Сьюзен Келвин. Может быть, из-за этой легенды роботехники всегда затрудняют возможность противоречий. Поскольку теория позитронного мозга становится все более тонкой, а практические проекты – все более замысловатыми, были созданы невероятно удачные системы для всех ситуаций, могущих иметь неадекватное решение, так что любое действие всегда можно перевести как повиновение Первому Закону.

– Значит, вы не можете сжечь мозг робота. Вы это имеете в виду? Если так, то что случилось с Джандером?

– Нет, я не это имел в виду. Невероятно удачные системы, о которых я говорил, никогда не бывают п ол но ст ью удачными. Не могут быть. Как бы тонок и сложен ни был мозг, всегда есть какой-то путь поставить противоречие. Это основная математическая истина. И шанс на противоречие никогда не удается свести к нулю. Тем не менее, этот шанс настолько близок к нулю, что довести мозг до умственного замораживания может только очень знающий теоретик.

– Вроде вас.

– Вроде меня. А в случае человекоподобного робота – только я.

– Или вообще никто, – иронически заметил Бейли.

– Или вообще никто. Точно, – сказал Фастальф, игнорируя иронию. – Человекоподобные роботы конструируются в намеренной имитации человека. Позитронный мозг очень нежен и так же хрупок, как и человеческий. Как у человека может быть удар от какого-либо события, удар изнутри, без вмешательства внешнего эффекта, так и человекоподобный мозг может от случайных бесцельных движений позитронов впасть в умственное замораживание.

– Вы можете это доказать?

– Я могу доказать это математически, но лишь тем, кто понимает математику, и не все согласятся, что рассуждение веское. Оно включает некоторые мои предположения, которые не соответствуют обычной манере мыслить в роботехнике.

– Какова вероятность самопроизвольного умственного замораживания?

– Если взять, скажем, сто тысяч человекоподобных роботов, то с одним из них за время жизни аврорца может случится такое. Но может и раньше, как случилось с Джандером.

– Послушайте, доктор Фастальф, если вы убедительно докажете, что самопроизвольное умственное замораживание может произойти вообще, это не будет доказательством, что такая вещь случилась с Джандером в частности.

– Нет, – согласился Фастальф. – Вы правы.

– Вы, величайший роботехник, не можете доказать этого в специфическом случае с Джандером.

– Вы опять-таки правы.

– Тогда почему вы надеетесь на меня? Что я могу сделать, если я ничего не смыслю в роботехнике?

– Тут и не нужно ничего доказывать. Достаточно представить предположение, что именно могло вызвать самопроизвольное умственное замораживание. Предположение, приемлемое для широкой публики.

– Например?

– Не знаю.

– Вы уверены, что не знаете? – резко спросил Бейли. – Позвольте мне указать вам на одну вещь. Я думаю, аврорцы в основном знают, что я приехал на эту планету с целью взяться за вашу проблему. Трудно было бы привезти меня сюда тайно, учитывая, что я землянин, а это Аврора.

– Да, конечно, и я не пытался это сделать. Я посоветовался с Председателем Совета и убедил его дать мне разрешение привезти вас. Таким образом я добился отсрочки суда. Вам дается шанс раскрыть тайну до того, как я предстану перед судом. Сомневаюсь, что отсрочка будет долгой.

– Я повторяю: аврорцы знают, что я здесь и предполагаю разрешить загадку смерти Джандера.

– Конечно. Другой причины не могло быть.

– И с тех пор, как я сел на корабль, вы держите меня под замком и под охраной, чтобы ваши враги не попытались устранить меня, словно я какой-то кудесник и обязательно приведу вас к победе, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства.

– Боюсь, что так.

– А допустим, кому-то из ваших врагов удалось убить меня; не окажется ли это вам на пользу? Не скажут ли люди, что ваши враги сами считают вас невиновным, иначе они не боялись бы расследования и не желали бы убить меня?

– Довольно сложное рассуждение. Полагаю, что ваша смерть, правильно организованная, могла бы послужить такой цели, но этого не произойдет. Вы под защитой, и вас не убьют.

– Но з ач ем защищать меня? Почему не позволить убить меня и использовать мою смерть как путь к победе?