Андрей Дай - Ом Свасти

– Мэм, у нас тут панцеры.

– Спокойно, сержант. На левом фланге тоже...

Здорово у этой стервы получалось поддерживать в трудную минуту. Весь опыт предыдущей жизни вопил, что пора делать ноги. Но пятнистые кепки солдат из под опухших броней шлемов говорили совсем другое. Всплыло и поразило меня самого до глубины души, странное слово – ДОЛГ!

– Да нафига такая жизнь... – вырвалось у меня. – Давайте сделаем этих сопляков женщинами. Огонь!

Два моих орудия шарахнули почти одновременно. Реактивные снаряды пересекли лог и лопнули шарами взрывов под гусеницами стальных монстров. Насколько я мог судить, повреждений это нахальство не вызвало. За то что-то треснуло в мозгах, и я вспомнил о припасенной бутылке водки. Русской конечно.

Один из моих предков, Жоан де Кастро, довольно успешно выдержал оборону. Правда, это происходило больше тысячи лет назад, он служил вице-королем с практически не ограниченной властью и его врагами были полудикие турки, даже не имеющие пушек. Так что память генов ни чем помочь не могла, как бы я не будил ее алкоголем.

Едва успел проглотить, совершенно не чувствуя вкуса, новый глоток этого адского пойла, как в блиндаж влетел чернокожий солдат и, путая слова интерлинга с суахили, сообщил, что один панцер убит, а второй ранен и истекает кровью.

– На, глотни, – сунул я на радостях ему емкость и, не задумываясь больше о судьбе водки и моих досточтимых предков, выбежал наружу.

Из открытых люков громадной машины хлестали малиновые языки пламени. Второй завалился на бок и дымил. Цепь серых фигурок – пехотинцев, бежавших прежде за панцерами, попадала. На наши позиции посыпались ответные подарки.

Бутылка обежала окопы словно шлюха. Следом за ней появилась большая фляга шотландского виски. Взвод быстро напивался. И когда на тот берег оврага выехал БТР, солдаты уже не черта не боялись и знали что делать. Степь впитывала осколки металла с упрямостью Природы, панцеры больше не пугали, а пехота противника отказывалась атаковать наши окопы, где, кстати, мы принялись орать во всю глотку похабные песни.

Примерно через час «красные» наконец осознали простую истину – пьяные, наглые и малочисленные проходимцы в окопах прямо перед ними – это крепкий орешек. Панцер, всего один оставшийся из шести, задом уполз за холм. За ним последовала пехота. Не нужно было иметь университетский диплом, чтобы догадаться – сейчас нас станут убивать. Либо дальнобойная артиллерия, либо штурмовики зароют нас в землю, и хоронить не надо будет.

Хорошенько подумать не дала лейтенантша.

– Сержант, ты как там?

– Хреново, мэм. Краснопузые сейчас начнут нас закапывать.

– Потери?

– Один убит, шестеро ранены.

– Хорошо... Левый фланг опрокинут. Панцеры могут зайти тебе с тыла. Что думаешь делать?

– Как на счет «кавалерии», мэм?

– У нас нет связи со штабом.

– Твою мать...

– Что?

– Пошла в задницу, вот что! – крикнул я в микрофон, споткнулся о выпученные глаза солдат и подумал, что при встрече в Аду припомню все ее «геройства». Я начинал ненавидеть эту бабу!

– Собирайте свои манатки, мужики, – уверенно сказал я. – Кавалерии не будет, лошади заболели. Пойдем в атаку.

Когда я раньше смотрел фильмы о войне, во всех атаках всегда кричали «ура». Глупость какая! Мы бежали молча и за нами вспучивалась земля.

Мы успели вперед снарядов. И даже смогли утащить с собой орудия. А вот времени врыться, как следует, не было.

Кто-то из нас чем-то очень нравился Всевышнему. Тяжелые снаряды еще продолжали сыпаться на оставленные окопы, а из-за оврага уже выползала новая колонна панцеров. Да ровно так, словно на параде. Мы поставили обе наши пушченки рядом и расстреляли еще пять машин, как в тире.

Изрезанное холмами, логами и оврагами пространство горело. Я понимал, и особенно эта мысль стала донимать меня к обеду, что на холме больше оставаться нельзя. Что давно уже пора бросать проклятые позиции и драпать на север. Но коммунисты лезли и лезли, не давая времени остудить оружие. Это было почти как чудо. После каждой атаки нас засыпали минами, слепили лазерными прожекторами, забрасывали зажигательными бомбами, но из воронок снова и снова навстречу серым цепям красных неслись наши злые пули.

Я перестал соображать. Я оглох от рева снарядов, грохота выстрелов и взрывов. Я ослеп и не видел ничего вокруг кроме игрушечных солдатиков за прорезью прицела.

И наступило самое худшее из того, что может случиться с солдатом на фронте – стали кончаться боеприпасы. К этому времени нас оставалось только одиннадцать человек. О рукопашной не могло идти и речи. Только любимчик Бога все еще был с нами – вдруг атаки прекратились.