Василий Жеглов - Зеро

Станция была огромной. Если бы не своевременно вспыхивающие надписи-указатели, я бы никогда не нашёл бы отсек N 441. Перед дверью я замер.

Почему-то я был уверен, что за ней меня ждёт нечто очень важное. Дверь открылась. Я собрался с духом и вошёл.

Услышав автоматную очередь, я вздрогнул. Чёрт возьми! Значит, всё-таки он решил прорываться по второму коридору. Ну почему я не послушал самого себя!!

Почему?! Ведь с самого начала я планировал устроить засаду именно там! Теперь уже поздно — теперь он в медблоке. Но ничего! Ещё не все потеряно! Далеко не всё!

Первое что я понял, войдя в помещение, это то, что теперь я не один. Люди! Их было много! Меня охватила эйфория, и мне захотелось, крикнуть им что-то радостное…

И я закричал…

Я дико закричал…

Тридцать пять пар абсолютно одинаковых глаз одновременно посмотрели в мою сторону…

Тех самых глаз, которые я так часто видел в зеркале — серых и немного раскосых.

Нас было тридцать шесть… Сначала — тридцать шесть, а потом становилось всё меньше и меньше. Как это началось? С чего? Никто уже не помнит… И я тоже не помню… Может, когда мы обнаружили, что на станции есть оружие? Нет…. значительно раньше — к тому времени мы уже разделились на группы. Как это произошло? Мы ведь все были одинаковы! Мы думали одинаково, нам нравилась одинаковая пища, мы даже спали в одинаковых позах…

С самим собой договориться легче всего? Какая чушь! Легко договориться, когда договариваешься с собой у себя в черепушке. А если "он-ты" напротив? Если тебя через некоторое время начинает раздражать в нём всё, даже как он снисходительно улыбается. Как тогда? И всё равно мы договаривались… мы объединялись… И они тоже договаривались и объединялись, но уже против нас…

Кто убил первым? Кого первым убили? Кто из нас вообще первый?

Важно ли это? Сейчас уже не важно, сейчас важно — сохранился ли мой тайник.

Потому что я ранен, потому что я хочу выжить, потому что, в конце концов, я просто хочу жить…

У меня ещё есть шанс. Он ранен, и ранен серьёзно. Ему нужны обезболивающие, и он первым делом попробует вскрыть свой тайник. Он будет занят, и это даст мне необходимое время. А вдруг он немного подождёт? Вдруг он пересилит боль, и будет продолжать контролировать дверь? Я бы потерпел? Скорее всего…. тем более, если от этого зависела бы моя жизнь. Значит, ждёт? О, господи, за что мне это?! Война с самим собой, где все ходы известны заранее, и где ни один ход не известен наверняка. Опять плясать от противного? А вдруг снова не получится? Эх, знать бы уровень его боли, почувствовать бы её…

Не мешкая, я закрепил "липучку" над входной дверью — под самым потолком, чтобы при взрыве осколки равномерно прошили бы всё помещение медблока.

Дистанционный взрыватель аккуратно закрепил на запястье. Теперь, в случае неожиданной атаки, я успею выпрыгнуть в противоположную дверь, а тот, кто ворвётся в эту, примет на себя град осколков, стоит мне лишь слегка надавить на кнопку.

Теперь можно и к тайнику… Тело уже свыклось с болью. Не привыкло, нет — болевые рецепторы не способны к адаптации, и боль как таковая никуда не исчезает. Просто, за прошедшие недели "активных боевых действий" сознание приспособилось к постоянному присутствию боли. Самым сложным было внушить себе, что боль — это всего лишь сигнал организма о том, что в таком-то месте что-то не в порядке. А если этот "непорядок" мне и так очевиден, то на этот сигнал внимания можно и не обращать.

И всё-таки, повязку поменять надо… И обезболивающего вколоть…

Вот тут я допустил непростительный промах.

Так и есть — дверь была чуть приоткрыта. Значит — за ней сюрприз. Я бы не стал ставить растяжку — самому в неё влететь можно… Я бы закрепил "липучку" над дверью, а руке бы держал дистанционник. Значит, второй выход из медблока открыт, и сваливать он собирается через него. Жаль, что мне туда не добраться.

Однако, и этот расклад не плох — теперь он уверен, что в безопасности, а значит

— полезет в тайник…

Я должен был догадаться, что мой тайник может быть обнаружен. И я догадался, потому и не ограничился лишь поверхностным осмотром. Я аккуратно ощупал кончиками пальцев обшивку стены в углу, за изуродованным автоматными очередями операционным столом. Кончиками пальцев, обретшими вдруг какую-то особую чувствительность, я не то, чтобы нащупал — а скорее почуял тончайшую, почти невидимую, но необычайно прочную молекулярную нить, натянутую в стыке стеновых панелей. Я внимательно осмотрел стену: крепление одной из бронепанелей обшивки было аккуратно срезано заподлицо. При открывании тайника она должна была упасть, и тогда захлестнувшаяся вокруг моего запястья петля, увлекаемая падающей двухсоткилограммовой бронеплитой, отхватила бы мне кисть руки напрочь…