Па мог бы решить все эти проблемы разом, подав заявку на эмиграцию семьи на Марс, Венеру или на луны Юпитера; тему эту он неоднократно выносил на обсуждение, что было единственным предметом, способным сделать ма упрямей самого па. До сих пор не знаю, какая фаза Большого Прыжка пугала ма особенно сильно, так как она крепко-накрепко сжимала губы и не желала отвечать ни на какие вопросы.
Па любил порассуждать о льготах, причитающихся большим семьям, решившим эмигрировать, и о том, что подушный налог был установлен специально для субсидирования внеземных колоний, и о том, почему бы нам не воспользоваться деньгами, которые просто-напросто украдены из наших собственных карманов. Особо он упирал на преимущества воспитания детей в условиях свободы и отсутствия перенаселенности, в местах, где за спиной человека, зарабатывающего хлеб в поте лица, не стоит бюрократ, только и думающий, как бы ввести новые ограничения и новые правила. «Ну, что же ты молчишь», — говаривал он ма.
Но ма от ответа уклонялась, и мы так и не эмигрировали.
Денег нам никогда не хватало. Два лишних рта и лишние налоги делали законодательство о стабилизированном семейном доходе столь же бесполезным для нашей семьи, как не годились нам с братом костюмчики, перешитые мамой из старых отцовских обносков. Чертовски редко удавалось нам заказывать на дом обеды, как это делает большинство семей, и па стал даже приносить домой то, что оставалось у него от завтрака. Ма поступила на работу, как только нас с братишкой можно было отдать в детский сад, и все равно нашим единственным слугой была древняя модель «Матушкина помощника» производства фирмы «Моррис-гараж», в которой все время перегорали проводники, а на ее программирование уходило не меньше времени, чем на выполнение самой программы. Пату и мне пришлось свести близкое знакомство с теплой водой и химическими средствами для мытья посуды; впрочем, мытье посуды выпадало почти исключительно на мою долю — Пат обычно брал на себя стерилизацию тарелок, или же у него бывал порезан палец, или случалось еще что-то в том же роде.
Па нередко ораторствовал на тему о неосязаемых достоинствах бедности — как они заставляют человека быстрее становиться на ноги, вырабатывают характер и все такое прочее. К тому времени, когда я вырос настолько, чтобы понимать это, я уже был достаточно смышлен, чтобы почувствовать глубокое сожаление, что эти преимущества столь плохо осязаемы; однако, оглядываясь назад, могу предположить, что кое-какой смысл в словах па все же был. Жить нам было интересно. Пат и я выращивали хомячков в «местах общего пользования», и ма нас никогда за это не ругала. Когда же мы ванную превратили в химическую лабораторию, девчонки начали было ворчать, но стоило па топнуть на них ногой, как они тут же стали подлизываться к нему, умоляя не сердиться, а потом вывешивали свои постирушки в других местах; ма даже защитила нас от смотрителя дома, когда мы спустили в слив кислоту, что отнюдь не содействовало улучшению состояния канализации.
Мне вспоминается только один случай, когда ма на нас рассердилась. Он связан с ее родным братом Стивом, который, вернувшись с Марса, привез нам несколько червей из марсианских каналов, и мы решили их разводить и продавать в надежде на солидную прибыль. Но когда па наступил на одного из них в душевой (с ним-то мы не поделились своими планами), ма заставила нас отнести червей в зоопарк, за исключением того, на которого наступил па, поскольку от него уже не было никакого толку. Сразу же после этого случая мы сбежали из дому, чтобы вступить в Космическую морскую пехоту (дядя Стив служил в ней сержантом-баллистиком), и, когда вранье насчет нашего истинного возраста не сработало и нас водворили обратно в лоно семьи, ма не только нас не бранила, но обнаружилось, что она все время, пока мы отсутствовали, продолжала кормить наших змеенышей и шелковичных червей.
О, полагаю, мы были счастливы! Трудно судить о вещах, относящихся к таким давно прошедшим временам. Пат и я были очень близки, и все шалости задумывались и исполнялись нами обоими; однако я хочу, чтобы вы ясно понимали: быть близнецами вовсе не значит, что у вас отношения как у этих мифических Дамона и Питиаса 4 4 Герои сказаний древнего Рима, имена которых стали нарицательными для обозначения бескорыстной дружбы.
, о которых вам столько наболтали слюнтяи-писатели. Разумеется, близость возрастает от того, что вы вместе родились, делите одну и ту же комнату, вместе едите, вместе играете и вряд ли вообще, насколько вы помните сами и как вам говорили свидетели ваших младенческих лет, когда-либо и что-либо делали порознь… Да, ваша зависимость друг от друга растет. Вы почти не можете жить врозь, но это вовсе не означает, что вы питаете к своему брату такую уж беспредельную любовь.
Читать дальше