— Станция — это я.
Не передаваемое ощущение разговора с машиной, интеллект которой находится в самом начале своего развития. Вроде бы и что-то соображает, вроде даже способен к самостоятельным действиям в рамках программы, а понять друг друга и договориться не получается. Почему так?
Первый рабочий день станции — для кого-то волнительный момент, сопряжённый с беготнёй, экстренным доделыванием оставшихся недоделок и прочей нервотрёпкой, а я сидела в собственном кабинете, медитировала на потолок, по которому плыли розовые арктоимянские облака, и только что ноги на стол не положила. Мне заняться было нечем. Эва тихонько притулилась в уголке и только нервно вздрагивала, когда с экрана, на котором отображалась внутренность диспетчерской, раздавался очередной сигнал, извещающий о том, что одна из приёмных кабин сработала.
— И вы что, действительно совсем ни капельки не волнуетесь? — она нервно бросила на меня недоверчивый взгляд.
— По поводу чего? — удивилась я. Всё что можно было сделать заранее, я уже сделала, что можно было перепроверить — перепроверила, а если уж должно произойти что-то непредвиденное, оно случится вне зависимости от того, буду я нервно обгрызать костяшки пальцев или нет. К тому же, как говорил мне опыт предыдущей работы — обычно не случается. Как меня и предупреждали, работа была — не бей лежачего. На ближайшие сутки забронировано было только одно перемещение инопланетников, да и то, путешествовало семейство оваонов, которым требовалась гелиевая атмосфера и температура, близкая к температуре закипания железа. Да они даже из приёмной кабины не выйдут — так и отправятся дальше.
— А вдруг, кто-то купит билет в самый последний момент и появится здесь без предварительного предупреждения?
— Обязательно появится, — я по-прежнему не беспокоилась. — Бродяжки так точно будут.
— Бродяжки?
— Виллы с Оганы. Хотя, кажется, на родной планете их осталось намного меньше, чем по космосу рассеяно. Раса космических путешественников-одиночек, авантюристов, мелких торговцев, ну и шпионов бывает, чего уж тут скрывать. А уж разведать новое открывшееся направление движения — это вообще дело святое. В их заплечных мешках всегда можно обнаружить какую-нибудь диковинку.
Параллельно я вывела на один из настенных экранов изображение антропоморфной фигуры, с тонкими сухощавыми руками, похожими на палочки-веточки, трёхпалой и многосуставчатой кистью. На шарообразной голове клювом выделялся длинный массивный нос, безгубый рот под ним был почти не заметен, а маленькие хитроватые глазки имели азартный и хищный блеск даже на картинке.
— Вы так о них говорите, словно они вам нравятся, ларра, — недоверчиво протянула Эвита.
— Нравятся, — я утвердительно кивнула. — Мне все нравятся. А если бы такое случилось и я начала к одной или нескольким расам испытывать неприязнь, меня бы отстранили от работы за профнепригодность.
— Это невозможно, нельзя любить всех подряд. В конце концов, даже среди людей встречаются личности крайне неприятные.
— Личности ты можешь не любить сколько угодно. А вот испытывать неприязнь к расам в целом — нельзя. Даже, казалось бы, к самым несимпатичным из них. К таким как апоксомы с Кении, которым ты никогда в жизни не сможешь пожать руку, не защитив предварительно её перчаткой. Кожные железы у них мало того, что вырабатывают огромное количество слизи, так ещё и жутко жгучей. Да и пахнет от них, не розами, я тебя уверяю. А в остальном — достаточно цивилизованные существа, с которыми вполне можно иметь дело. Или вот ффроны с Ррау… Ай, да что там говорить, у нас даже в обязательной программе спецкурс был по психологической настройке на приятие.
— Что, и даже в этих, — Эва кивнула на изображение бродяжек, — можно найти что-то симпатичное?
— Проще простого. Стоит только заглянуть в их заплечные мешки, где обретается куча диковинок со всей галактики, как неприязнь улетучится. Правда, не сама по себе, а вместе с доброй половиной твоей зарплаты. На себе проверяла, — я улыбнулась приятным воспоминаниям.
— О, а это уже ваши, — донеслось из экрана, на мгновение экран закрыло лицо дежурного оператора, заглянувшего в нашу камеру и изображение переключилось на приёмную кабину № 68 из которой как раз выходило несколько высоких ломких фигур. Трое из них абсолютно точно были Бродяжками, четвёртый субъект — скелетообразный, с лимонно-жёлтой кожей и ярко-синими волосами с трудом поддавался идентификации. Я напряжённо вглядывалась в черты, кого-то мне отдалённо напоминающие.
Читать дальше