Джоанна Расс - Гостья

- Да, я все это могу! Ну и что? - Она пожала плечами. Потом добавила: - Завтра я уезжаю.

Он тоже встал и обнял ее за плечи. Мне показалось, что это было смешно, потому что он был короче на пару дюймов.

Он сказал:

- Детка, тебе не надо уезжать.

Она смотрела в сад за домом, как будто стараясь увидеть что-то очень-очень далекое от нашего огородика или маминых гибридных васильков, что-то, чего никто не мог увидеть.

Он сказал настойчиво:

- Милая, посмотри... - и когда она, повернув лицо, уставилась ему в подбородок слепыми глазами, он обхватил ее лицо своими широкими ладонями механика. - Детка, ты можешь остаться со мной. - Он приблизил свое лицо к ее лицу. - Выходи за меня, - сказал он внезапно.

Она засмеялась. Я никогда не слышала, чтобы она так смеялась. Затем она начала кашлять. Он обнял ее, и она приникла к нему, задыхаясь, словно у нее прорезалась астма, закрывая лицо руками и кусая свои ладони. Только через несколько секунд до меня дошло, что она плачет. Он очень встревожился. Так они и стояли - она плакала, он подавленно молчал - и я, спрятавшись, наблюдала за этим. Потом они медленно пошли к выходу из кухни в сад. Когда они вышли и погасили за собой свет, я прокралась за ними в сад, к качалке, которую устроил мой отец под большим деревом: подушки и пружины выдерживали четверых. Кусты скрывали ее почти целиком. Керосиновый фонарь, вкопанный там отцом, не горел сейчас. Я видела их почти отчетливо. Несколько минут они сидели, ничего не говоря и глядя на тьму за деревьями.

Качалка поскрипывала, когда наша гостья покачивала ногой. Наконец Богалуза Джо, механик из гаража, спросил:

- Завтра?

- Завтра, - ответила она. И они поцеловались. Мне понравилось: это было здорово, я такое уже видела. Она откинулась на подушки, вытянув ноги в невидимой траве и разбросав руки, Я видела все, что было потом, и поединок не на жизнь, а на смерть во тьме. Слово "эпилепсия" билось в моем мозгу. Они оделись и закурили, говоря так тихо, что теперь я ничего не слышала, Я скорчилась в кустах, сердце мое бешено колотилось.

Я была жутко напугана.

Она не уехала на следующий день, и на второй тоже: она даже отдала маме платье и спросила, нельзя ли где-нибудь его переделать. Мои школьные вещи вывесили во двор проветрить, чтоб не пахли нафталином. Я обернула все учебники. Однажды утром я спустилась спросить у мамы кое-что, но ее нигде не было - ни в кухне, ни в холле, и я пошла в гостиную, но я не успела пройти половины коридора, когда кто-то сказал: "Остановись", и я увидела, что мои родители сидят на стульях возле входной двери, руки на коленях, глядя перед собой, неподвижные, как зомби.

Я сказала:

- Ой, ради бога, что вы...

- Стой тут, - сказал тот же голос. Родители не пошевелились. Мама улыбалась своей любезной улыбкой-для-гостей. В комнате больше никого не было. Я подождала немного, но мои родители оставались мертвыми, и тогда, откуда-то из угла, где был наш новый радиоприемник, появилась наша гостья, в мамином весеннем пальто, бесшумно ступая по ковру и подозрительно заглядывая во все окна гостиной. Она усмехнулась, увидев меня. Постучав по крышке приемника, он поманила меня подойти. Затем сбросила пальто и накинула его на приемник.

С головы до ног она была вся в черном.

Я подумала "в черном", но это было не то слово: надо было сказать "чернота", "тьма", мрак, высасывающий зрение, что-то, чего нельзя даже вообразить, мрак без деталей, бликов, складок, ничто, одна лишь ужасная, головокружительная тьма, в которой ее тело - эта штука сидела плотно, как трико акробата или костюм водолаза - исчезало совсем, сохраняя лишь внешний обвод. Ее голова и кисти рук словно плавали в воздухе. Она сказала:

- Красиво, правда?

Затем села возле радио, скрестив ноги. Она сказала:

- Пожалуйста, задерни шторы, - и я сделала это, обойдя моих оцепеневших родителей, а затем остановилась посреди комнаты и сказала:

- Я сейчас упаду в обморок.

Мгновенно очутившись возле меня, уже в мамином пальто, она подхватила меня и отвела на кушетку, обняв и массируя мне спину. Она сказала:

- Твои родители спят. Ведь ты уже понимаешь кое-что, раз вмешалась в это дело? Помнишь - морлоки, Транстемпоральная Военная Власть?..

Я выдавила из себя:

- Ой-ой-ой... - и она снова принялась растирать мне затылок.

- С тобой ничего не будет, - продолжала она. - С твоими родителями тоже. Подумай, как это здорово! Подумай! Мятеж! Восставшие морлоки, революция в Транстемпоральной Военной Администрации!..