Аркадий Стругацкий - Жук в муравейнике (киносценарий)

— Я один из тринадцати? — спросил Абалкин.

— Черт бы побрал этого дурака Бромберга… — проговорил Экселенц с досадой. — Да, Лева. К сожалению, это так. Вы один из тринадцати.

— Мне запрещено находиться на Земле? И всю жизнь я должен оставаться под надзором?

— Да, Лева. Это так. К сожалению.

Абалкин вполне владел собой. Лицо его было совершенно неподвижно, и глаза были полузакрыты, словно он дремал стоя. Чувствовалось однако, что человек находится на последнем градусе бешенства.

— Так вот, я пришел сюда сказать, — произнес он все тем же тих им бесцветным голосом, — что вы поступили со мной и всеми нами глупо и гнусно. Вы исковеркали мою жизнь, и в результате ничего не добились. Я — на Земле и больше никогда Землю не покину. Прошу вас иметь это в виду. Прошу иметь в виду также, что и надзора вашего я больше не потерплю и буду избавляться от него без всякой пощады.

— Как вы избавились от Тристана? — небрежно спросил Экселенц.

Абалкин, казалось, не слыхал этой реплики.

— Вы предупреждены, — сказал он. — Я вас предупредил, и теперь пеняйте на себя. Я намерен теперь жить по-своему, и прошу больше не вмешиваться в мою жизнь.

— Хорошо. Мы не будем вмешиваться. Но скажите мне, Лев, разве вам не нравилась ваша работа?

— Теперь я сам буду выбирать себе работу.

— Очень хорошо. Великолепно. А в свободное от работы время пораскиньте, пожалуйста, мозгами. Попробуйте представить себя на нашем месте. Как бы вы поступили с «подкидышами»?

Что-то вроде усмешки промелькнуло на лице Абалкина.

— Здесь нет материала для размышлений, — сказал он. — Здесь все очевидно. Надо было с самого начала рассказать мне всю правду, сделать меня своим сознательным союзником…

— А вы бы через пару месяцев покончили с собой? Как это случилось с Томасом Нильсоном… Это ведь страшно, Лева, ощущать себя угрозой для человечества, это не всякий выдержит…

— Чепуха. Это все выдумки ваших психологов. Я — землянин. Когда я узнал, что мне запрещено жить на Земле, вот когда я чуть не спятил! Только разумным роботам запрещено быть на Земле. И вот я мотался, как сумасшедший, по всему миру, искал доказательства, что я не робот, что у меня на самом деле было детство, что я на самом деле когда-то работал с голованами, что моя память — это. моя память, настоящая, а не искусственная. Вы боялись свести меня с ума? Ну, так это вам почти удалось!

— А кто сказал, что вам запрещено жить на Земле?

— А что — это неправда? — осведомился Абалкин. — Может быть, мне разрешено жить на Земле?

— Теперь — не знаю… Наверное, да. Но посудите сами, Лева! На всем Саракше только один Тристан Гутенфельд знал, что вам не следует возвращаться на Землю. Но сказать это вам — он не мог… Или все-таки сказал?

Абалкин молчал. Лицо его по-прежнему оставалось неподвижным, но на матово-бледных щеках проступили серые пятна. Словно следы старых лишаев.

— Ну, хорошо, — сказал, подождав, Экселенц.

Он демонстративно разглядывал свои ногти. — Пусть Тристан вам это все-таки рассказал. Не понимаю, как он мог себе это позволить, но — пусть. Тогда почему он не рассказал вам остального? Почему не объяснил причин запрета? Ведь были же причины — и весьма существенные, что бы вы об этом ни думали…

Медленная судорога прошла по серому лицу Абалкина, оно вдруг потеряло твердость и словно бы обвисло.

— Я не хочу об этом говорить, — громко и хрипло произнес он.

— Очень жаль, — сказал Экселенц. — Нам это очень важно.

— А мне важно только одно, — сказал Абалкин. — Чтобы вы оставили меня в покое.

Лицо его сделалось, как прежде, твердым. Глаза вновь полузакрылись, он снова сделался спокоен.

Экселенц заговорил — теперь уже совсем другим тоном:

— Лева. Разумеется, мы оставим вас в покое. Но я умоляю вас: если вы вдруг почувствуете в себе что-то непривычное… непривычное ощущение какое-нибудь… какие-нибудь странные мысли… просто больным вдруг себя почувствуете… Умоляю вас, сообщите об этом. Ну, пусть не мне, Горбовскому, Комову, Бромбергу, в конце концов…

Тогда Абалкин повернулся к нему спиной и пошел к двери. Экселенц почти кричал ему вслед, протягивая руку:

— Только сразу же! Сразу! Пока вы еще землянин! Пока вы не превратились в автомат! Пусть я виноват перед вами, но Земля-то перед вами не виновата ни в чем!..

— Сообщу, сообщу, — пренебрежительно сказал Абалкин через плечо. — Лично вам сообщу.

Он вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Несколько секунд Экселенц молчал, вцепившись руками в подлокотники кресла. Он напряженно прислушивался. Потом скомандовал вполголоса: