Бернард Вербер: Муравьи

Подойдя поближе, Джонатан заметил, что Эдмон поднял над головой своей сестры «рожки» из двух растопыренных пальцев.

– Он много хулиганил, да?

Огюста не ответила. Дымка грусти затуманила ее взгляд, когда она увидела сияющее лицо своей дочери. Сюзи погибла шесть лет назад. Пьяный шофер за рулем пятнадцатитонного грузовика столкнул ее машину в овраг. Два дня она была в агонии. Она звала Эдмона, но Эдмон не пришел. Он опять был где-то там…

– А ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы мне о нем рассказать?

– М-м-м… У него был друг детства, они с ним часто виделись. Они вместе учились в университете. Язон Брагель его зовут. У меня даже должен быть номер его телефона.

Огюста быстро справилась в компьютере и дала Джонатану адрес Брагеля. Она с нежностью смотрела на внука. Он был последним отпрыском семьи Уэллсов. Хороший мальчик.

– Давай допивай, а то остынет. У меня есть еще бисквитные пирожные, если хочешь. Я сама их пеку на перепелиных яйцах.

– Нет, спасибо, мне пора идти. Приходи как-нибудь посмотреть нашу новую квартиру, мы уже переехали.

– Спасибо, приду. Погоди, я тебе дам письмо.

Перерыв весь большой шкаф, старушка, наконец, нашла среди жестяных коробок белый конверт, на котором было написано летящим почерком: «Для Джонатана Уэллса». Чтобы он случайно не открылся, его заклеили несколькими полосами клейкой ленты. Джонатан осторожно разорвал конверт. Из него выпал смятый листок, как будто вырванный из школьной тетрадки. На нем была написана одна-единственная фраза:

Усики муравья едва заметно дрожат. Он похож на машину, которую надолго оставили под слоем снега, а теперь пытаются завести. Самец возобновляет попытки снова и снова. Он растирает муравья, обмазывает теплой слюной.

Жизнь. Есть, мотор приходит в движение. Сезон прошел. Все начинается опять, как будто у него и не было этой «маленькой смерти».

Самец массирует муравья, чтобы передать ему калории. Муравью сейчас очень хорошо. Пока самец возится, муравей направляет на него свои усики. Дотрагивается до него. Он хочет познакомиться.

Муравей прикасается к первому сегменту, начиная от головы самца, и считывает его возраст: сто семьдесят три дня. По следующему сегменту слепой рабочий определяет его касту: самец-производитель. По третьему – его вид и его Город: рыжий лесной муравей из материнского Города Бел-о-кан. На четвертом сегменте рабочий находит номер кладки, который служит самцу именем: номер 327, отложен в начале осени.

На этом муравей прекращает свою обонятельную расшифровку. Остальные сегменты не несут информации. Пятый служит для распознавания молекул следов. Шестой используется для простых диалогов. Седьмой позволяет вести сложные диалоги сексуальной окраски. Восьмой предназначен для диалогов с Матерью. Ну и, наконец, три последних служат небольшими дубинками.

Вот и все, муравей проверил одиннадцать сегментов второй части усика. Но ему нечего сказать самцу. Муравей отодвигается и, в свою очередь, уходит греться на крышу Города. Самец делает то же самое. Работа посланника тепла закончена, время заняться восстановительной деятельностью.

Наверху самец № 327 осматривает разрушения. Город построен конусом, чтобы лучше противостоять непогоде, но, несмотря на это, зима нанесла ему ущерб. Ветер, снег и град снесли верхний слой веток. Птичий помет залепил некоторые выходы. Нужно быстро приниматься за работу. № 327 добирается до толстого желтого пятна и вгрызается мандибулами в твердое, зловонное вещество. Он уже различает силуэт насекомого, которое идет ему навстречу, расчищая вход изнутри.

В глазке было темно. Кто-то смотрел с другой стороны, словно пытался увидеть сквозь дверь.

– Кто там?

– Это Гунь… Насчет переплета.

Дверь приоткрылась. Тот, кто назвался Гунем, опустил глаза на светловолосого мальчика лет десяти, еще ниже он увидел крошечного песика, карликовый пудель просунул нос у мальчика между ног и зарычал.

– Папы нет!

– Вот как? Профессор Уэллс должен был зайти ко мне и…

– Профессор Уэллс – мой дядя. Он умер.

Николя хотел закрыть дверь, но незнакомец настойчиво поставил ногу в проем.

– Мои искренние соболезнования. Он не оставил для меня такую большую папку с бумагами? Я переплетчик. Он мне заплатил вперед за кожаный переплет для своих рабочих заметок. Мне кажется, он хотел составить энциклопедию. Он должен был зайти, и вот уже сколько времени о нем ни слуху, ни духу…