Григорий Адамов - Победители недр (Первое изд. 1937 г.)

— Ты готов, Михаил? — спросил Мареев.

— Готов, Никита! — последовал ответ. — Можно включать?

— Включай на малый ход. При малейшей заминке — выключай все моторы. Если что-нибудь случится с колоннами, я их выключу сам.

Через минуту гуденье моторов наполнило все помещения снаряда трепетом радости и тревожного ожидания. Послышался скрежет коронки и ножей. Легкая, едва заметная, живая дрожь прошла по всему стальному телу снаряда. В одновременном усилии напряглись стальные мускулы трех колонн давления.

Люди замерли в напряженном молчании, не сводя глаз с механизмов и приборов.

Легкий шорох размельченной породы послышался за стеной...

«Снаряд идет!» радостно подумал Мареев.

Радость длилась не более минуты и — потухла.

Шорох за стеной прекратился. В верхней и нижней камерах четыре сердца сжались и замерли.

Моторы гудели все ниже и глуше, все больше и больше увеличивалось их напряжение.

Под возраставшим напором колонн корпус снаряда дрожал все сильнее и ощутимее.

Испарина покрыла лоб Мареева. С посеревшим лицом он бросился к микрофону.

— В чем дело, Михаил?

— Снаряд не движется с места!

— Как работает буровой аппарат?

— Впустую. Он не забирает твердой породы!

— Не слышно движения размельченной породы?

— Ей нет выхода вниз, Никита!

— Архимедов винт не работает?

— Да, очевидно, так!

Давление колонн становилось угрожающим. Снаряд начало трясти. Все в нем дрожало, звенело, скрипело.

— Выключи моторы, Михаил!

Воцарилось глухое молчание. Мареев медленно провел рукой по лбу, потом повернулся к дискам вращения и ослабил их давление на колонны.

Сверху послышались шаги Брускова и Малевской.

Мареев стоял неподвижно, не сводя глаз с носка своей туфли.

— Что ты думаешь об этом новом сюрпризе, Никита? — встревоженно спросил Брусков, спускаясь по пологой лестнице.

Мареев не сразу поднял голову.

— Н-не знаю... — медленно ответил он. — Что-то случилось с архимедовым винтом.

— Что же с ним могло случиться? — спросила Малевская.

Она стояла рядом с Брусковым, обняв Володю за плечи и поправляя свободной рукой перевязку на его щеке.

— Н-не знаю... Надо немедленно обследовать винт киноаппаратами, — сказал Мареев. — Возьми на себя, Нина, верхнюю буровую камеру, я с Володей будем делать это в нижней, а Михаил — в шаровой каюте.

Труднее всего было в нижней камере, где приходилось поднимать настил, отставлять от стены и переносить на середину ящики, мешки, баллоны, связки. Нелегко было и Брускову в шаровой каюте, где через каждые полметра, следуя по виткам винта, нужно было менять дистанцию и регулировать фокусное расстояние киноаппарата.

Едва Мареев с Володей, освободив стены камеры и отрегулировав аппарат, приладили его к стене и начали осматривать сквозь нее темную линию винта, из репродуктора послышался тихий голос Малевской:

— Никита!

— Да... слушаю.

— Подымись сюда, ко мне.

— В чем дело?

Малевская помедлила с ответом.

— Тут у меня что-то не ладится.

Мареев поднял брови.

— Иду... Продолжай, Володя, работу. Я сейчас вернусь.

Придерживая плотно прижатый к стене киноаппарат, Малевская стояла на лестнице, почти под самым потолком. У нее побледнело лицо, и широко раскрытые глаза были наполнены смятением и тревогой. Она протянула Марееву желтую пластинку киноснимка.

— Посмотри!

Мареев поднял пластинку к свету. С минуту он внимательно рассматривал ее. Густые брови сходились все теснее, знакомо заострились скулы.

На снимке темная извилистая линия винта была разделена широкой, зияющей трещиной.

— Все ясно... — глухо сказал наконец Мареев, опуская пластинку. — Винт сломан...

Малевская вздрогнула и покачнулась. Помолчав, она спросила запинающимся голосом:

— Продолжать... осмотр?

— Не стоит...

Мареев тяжело опустился на стул возле столика и задумался. Малевская с киноаппаратом в руках спускалась по лестнице.

— Что же теперь делать, Никита? — тихо спросила она, остановившись подле Мареева.

— Ждать помощи с поверхности.

— Исправить невозможно?

Мареев отрицательно покачал головой:

— Туда не доберешься.

Молчание воцарилось в камере.

— Надо сообщить Цейтлину, — глухо сказал Мареев.

Он встал перед Малевской, подняв на нее глубоко запавшие глаза, положил ей руку на плечо.

— Нина... Нас ожидают тяжелые испытания...

Малевская кивнула головой. У нее дрогнули губы.

Острой, щемящей болью сжалось сердце Мареева.