Григорий Адамов - Победители недр (Первое изд. 1937 г.)

Просторные помещения красноградского клуба были отданы штабу помощи подземной экспедиции. К концу дня в одной из его комнат уже работала сильная радиостанция, непрерывно пытавшаяся соединиться со снарядом. Но все попытки оставались безуспешными — снаряд не подавал признаков жизни.

К двенадцати часам следующего дня все георазведочные отряды — электрический, гравитационный, электрохимический, радиевый — почти одновременно представили результаты своих работ по установлению местонахождения снаряда. Их заключения с удивительной точностью совпадали: снаряд лежит неподвижно на глубине восьмисот шестидесяти четырех метров по вертикали, под площадью Ленина, в пятидесяти двух метрах к востоку от клуба. В этой точке поставили веху. Геологический разрез почвы давал следующую картину: до двадцати пяти метров от поверхности — чернозем и слой песка, затем до глубины пятисот десяти метров — каменноугольные пласты с прослойками глинистых песчаников, ниже их — известняки, окружающие снаряд и уходящие дальше вниз.

До глубокой ночи Цейтлин сидел в радиоаппаратной, напрасно ожидая откликов из снаряда.

В четыре часа утра прилетел Андрей Иванович. Они молча обняли друг друга; плечи Цейтлина вздрагивали от едва сдерживаемого волнения. Андрей Иванович, немедленно включенный в состав штаба, выслушал все, что мог ему сообщить Цейтлин о положении дел, и сейчас же отправил его отдыхать, а сам остался в аппаратной.

Утром Цейтлина ожидала огромная пачка радиограмм, полученных со всех концов страны, с запросами различных организаций, газет и отдельных лиц о судьбе снаряда. Газетам ответили, что положение не изменилось — со снарядом связи нет.

Скорбь опускалась на страну.

В маленький городок, ставший теперь центром дум, тревог и надежд, отовсюду неслись выражения горя, советы, предложения. Газеты ловили каждый слух, их корреспонденты осаждали Цейтлина и Андрея Ивановича, настойчиво, но тщетно добиваясь ответа на вопрос, волновавший миллионы: что думает предпринять штаб?

На четвертые сутки общее напряжение достигло предела. Штаб заседал непрерывно, выслушивая экспертов, обсуждая способы оказания помощи снаряду. Но ни одного конкретного предложения не поступало — ничего нельзя было придумать.

Цейтлин молча ходил по обширной комнате, грузный, казалось, еще более отяжелевший под бременем горя, от бессонных ночей, от невыносимого сознания беспомощности.

Наконец он остановился возле кресла председателя. Придерживая рукой щеку, задыхаясь, он хриплым голосом произнес:

— Мы, очевидно, ничего не придумаем... Мы бессильны оказать быструю помощь. Но, быстрее или медленнее, мы должны во что бы то ни стало... во что бы то ни стало добраться до них... хотя бы мы нашли там трупы...

Последнее слово он произнес шопотом, неповинующимися губами.

— Хотя бы трупы... — повторил он.

— Что же вы предлагаете, Илья Борисович? — тихо спросил председатель среди общего подавленного молчания.

— Я предлагаю... — сказал Цейтлин и запнулся. Через мгновение с отчаянием в голосе он крикнул: — Это безумие! Это чистое безумие! Но ведь ничего другого нет! Ничего другого!.. И мы не можем сидеть сложа руки!

— Говорите, Илья Борисович, — мягко сказал председатель. — Что вы предлагаете?

— Я предлагаю... рыть шахту к снаряду... — И торопливо, точно оправдываясь, он продолжал: — Я понимаю... Восемьсот шестьдесят четыре метра!.. Через сколько времени мы доберемся до них? В лучшем случае, присамом большом напряжении — через два месяца. Но мы не можем оставаться в бездействии. Мы должны что-нибудь делать. Нельзя терять ни одного дня! Может быть, именно этот потерянный день будет роковым для них. Кто знает? Может быть, они живы и ждут нас. Поймите: ждут нас!

Все молчали. Каждый из присутствовавших знал, что скрывается за предложением Цейтлина. Это было отчаяние безвыходности, похороны четырех человек — гордости страны, воплощения ее юности, дерзания, воли к победе. И в то же время шевелилась слабая, едва мерцающая надежда: а может быть... может быть, действительно, они живы и продержатся эти два месяца.

— Но, может быть, они в это время самостоятельно идут к поверхности? — неуверенно спросил один из членов штаба.

— И прекрасно! — горячо ответил Цейтлин. — Это будет лучше всего! Мы должны делать то, что нам подсказывает долг. Не о деньгах же, которые могут оказаться затраченными напрасно, должны мы теперь беспокоиться!

Предложение Цейтлина было принято, хотя никто не обольщал себя надеждами. Но с этим решением кончилась мучительная бездеятельность, энергия получила выход. Как всегда, работа создавала надежду: труд не может быть бесцельным.