Дэвид Вебер - Испытание адом

«Вот тогда, Оскар, она твоя», – подумал Пьер, но вслух ничего не сказал.

Сен-Жюст задумался, но потом кивнул.

– Хорошо. Не скажу, чтобы меня это радовало, а Фонтейн да и многие другие комиссары обрадуются еще меньше, но в том, что сейчас она нам нужна, ты прав. В такой момент вмешательство с моей стороны было бы ребячеством.

– Я бы выразился немного иначе, – сказал Пьер, решив, что теперь, когда главный вопрос снят, стоит погладить собеседника по шерстке. – Ты – как сторожевой пес, Оскар. Я знаю, что нуждаюсь в твоих инстинктах, и, по большей части, всецело на них полагаюсь. Ну а что до Фонтейна и прочих, то их досада меня не удивляет. МакКвин сильно урезала их полномочия в оперативной сфере, а поскольку все на свете взаимосвязано, это неизбежно повлечет за собой и ослабление политического влияния. Кому захочется поступаться, хотя бы частично, своей властью?

– Все так, – кивнул Сен-Жюст. – Насчет Фонтейна, так я вообще подозреваю, он просто не может простить МакКвин того, как она дурила ему голову до истории с Уравнителями. Но комиссары должны относиться к своим командирам с врожденной подозрительностью, и я не хочу, чтобы у них сложилось впечатление, будто я требую иного. Или будто я не уделяю их донесениям того внимания, которого они заслуживают.

– Тем донесениям, – решил козырнуть своей проницательностью Пьер, – из которых ты узнал, что она выбрала для руководства операцией «Икар» человека, не внушающего доверия. Верно?

– Ну...

Сен-Жюст, что случалось с ним нечасто, замялся. Заметив блеск в глазах Председателя, он слегка покраснел и с натянутым смешком покачал головой.

– Ну, не нравится мне ее кадровая политика, – признался шеф БГБ. – Реабилитация одного попавшего под подозрение офицера – это еще куда ни шло, но чтобы сразу двоих... Я вижу здесь непродуманность и поспешность!

– Да будет тебе! – укорил его Пьер. – Прекрасно ведь знаешь: в истории с Силезией никакой вины Жискара нет. Все получилось так лишь потому, что Корделии Рэнсом в свое время понадобился козел отпущения.

– Не спорю! Не спорю! – замахал обеими руками Сен-Жюст. – Больше скажу, судя по донесениям Элоизы Причарт, ее подопечный является одним из очень немногих флагманов, не поддавшихся чарам МакКвин. Что, не скрою, позволяет мне в какой-то степени примириться со всей этой затеей. Причарт всегда высоко оценивала военный талант Жискара, но самого его не жаловала. Написать о нем несколько строк в хвалебном тоне для нее все равно что вырвать себе зуб, поэтому ее удовлетворенность ситуацией можно считать добрым знаком.

– Вот и хорошо, – сказал, пожав плечами, Пьер, но Сен-Жюст покачал головой.

Ты меня не понял, Роб. Я вовсе не хотел сказать, будто Жискара сделали козлом отпущения незаслуженно. Я лишь отмечаю тот факт, что мы сделали его таковым, а вот способа читать чужие мысли пока еще не изобрели. Заслужить чью-то неприязнь можно разными способами, например, унизить и опозорить человека, подвергнув его незаслуженному наказанию. Поэтому, при всей кажущейся благонадежности такого человека, я обязан подозревать, что в глубине его души погребены семена недовольства, которые еще могут дать всходы.

– Но если он справится с заданием, мы можем осыпать его такими почестями и наградами, что он позабудет былые обиды.

– Возможно, позабудет, а возможно, и нет. Другое дело, что не использовать его сейчас и вправду было бы неразумно. Тем более что меня беспокоит не столько он, сколько Турвиль.

– Турвиль?

Пьер откинулся в кресле, с трудом удержавшись от тяжелого вздоха.

– Он самый, – подтвердил Сен-Жюст. – Для нас обоих не секрет, что Корделия намеревалась по возвращении на Хевен объявить его врагом народа. Надо полагать, в отместку попытки помешать ей расправиться с Харрингтон.

– Мы предполагаем, будто у нее имелось такое намерение, – поправил его Пьер.

Сен-Жюст фыркнул.

– Роб, будем откровенны. Корделии больше нет, и черт с ней, во всяком случае, можно говорить без оглядки на нее. Ты ведь прекрасно знаешь, что устранение людей, вызвавших у нее гнев или досаду, доставляло ей удовольствие.

– Это правда, – со вздохом подтвердил Пьер.

«А знаешь, – подумал он, – мне всегда казалось, что как раз в этом заключается главнейшее различие между ней и тобой. В тебе нет ни капли жалости, и ты всегда готов уничтожить любого, кто, по твоему мнению, может представлять собой угрозу. И спишь при этом наверняка лучше меня. Но убийство само по себе не доставляет тебе ни малейшего удовольствия. Верно?»