Дэвид Вебер - Флагман в изгнании

Она отвернулась от экрана.

– Что ж, это было волнующе, – сказала она Бэгвеллу. Нимиц ухмыльнулся со своего места на спинке командирского кресла.

– Да, миледи, – ответил коммандер.

Глаза Хонор заблестели. Бэгвелл по-прежнему корректен и точен – и склонен к формальности в тактике, как она и предполагала, – и он до сих пор не оправился от потрясения.

– О да…. и я жду не дождусь вашего анализа на итоговом совещании, – сказала она вторя смешку Нимица, глядя в лицо Бэгвеллу.

Уильям Фицкларенс, землевладелец Бёрдетт, злобно уставился на входящего в его кабинет дьякона Альмана. Дворец Бёрдетт превосходил по размерам даже дворец Протектора, как и приличествовало сердцу одного из первых поместий на планете Грейсон. Это было огромное сооружение из местного камня, построенное тогда, когда защищаться приходилось не только от природы, но и от других землевладельцев. Кабинет тоже был мрачен и поражал пустотой. По вступлении в должность Бёрдетт первым делом приказал снять все гобелены и картины, которыми предыдущие два землевладельца пытались смягчить спартанскую простоту помещения. Уильям любил своих отца и деда, но они позволили увести себя прочь от железной простоты, которой Бог требовал от Своего народа. Уильям Фицкларенс не собирался повторять их ошибки.

Дьякон Альман подошел к столу Бёрдетта, стуча каблуками по голому каменному полу. Что-то полыхнуло в его обычно кротком взгляде, поскольку землевладелец остался сидеть. Согласно официальному протоколу, он не обязан вставать даже для того, чтобы приветствовать дьякона Святой Церкви, но вот по правилам вежливости… Нежелание лорда Бёрдетта встать было рассчитанным оскорблением, и изысканно-корректный полупоклон Альмана послужил подходящим ответом.

– Милорд, – проговорил он.

У Бёрдетта раздулись ноздри. Придраться к мягкому тону посланца Ризницы было нельзя, хотя в нем и чувствовалась скрытая сталь.

– Дьякон, – коротко ответил он.

Альман выпрямился. Землевладелец не предложил ему сесть, и дьякон сложил руки за спиной, изучая хозяина.

Бёрдетт выглядел как типичный Фицкларенс. Он был высоким для Грейсона, плотным и широкоплечим. Свой титул он получил еще молодым. Правильное лицо с тяжелым подбородком и холодные голубые глаза выдавали человека, привыкшего командовать и не терпящего, чтобы ему возражали.

Молчание затянулось, и, несмотря на неприятное напряжение, Альман чуть не улыбнулся. Он занимал в Церкви слишком высокий пост и слишком часто встречался с землевладельцами, так что высокое происхождение Бёрдетта не приводило его в трепет. А попытки вывести его из равновесия холодным и тяжелым взглядом и вовсе забавляли. Или могли бы позабавить, подумал он уже более мрачно, если бы ситуация не была такой серьезной.

– Ну? – прорычал наконец Бёрдетт.

– С сожалением сообщаю вам, милорд, что Ризница отвергла ваше прошение. Брат Маршан снят со всех постов, и это решение не будет отменено до тех пор, пока он не признает публично свои ошибки.

– Ошибки! – Бёрдетт сжал кулаки и напряг челюсть. – С каких это пор для священника грех – говорить о воле Божьей?

– Милорд, я не могу и не хочу с вами спорить, – спокойно сказал Альман. – Я просто посланец.

– Посланец? – Бёрдетт хохотнул. – Шавка, вы хотите сказать, которая тявкает то, что ей приказано.

– Посланец, – повторил Альман жестче, – которому поручено сообщить о воле Божьей Церкви, милорд.

– Ризница, – холодно ответил Бёрдетт, – еще не Церковь. Она состоит из людей, дьякон, а люди могут ошибаться.

– Никто с этим и не спорит, милорд. Но Господь Испытующий требует, чтобы люди старались понять Его волю… и выполнять ее.

– Это верно, – холодно и зло улыбнулся Бёрдетт, почти не разжимая губ. – Жаль только, что в случае с братом Маршаном Ризница об этом забыла.

– Ризница ничего не забыла, милорд, – сурово ответствовал Альман. – Никто не пытался влиять на убеждения брата Маршана. Ризница сочла, что он ошибается, но если он не может искренне согласиться с суждением Церкви, то его нежелание отказаться от убеждений делает ему честь. Вопросы личной веры – это самое тяжелое Испытание, которое Бог посылает Своим детям, даже тем, что служат Его Церкви. Ризнице это прекрасно известно. Но Церковь обязана исправлять ошибки, когда их видит.

– Ризницу ввели в соблазн политические соображения, – ровным тоном проговорил Бёрдетт, – и это она, а не брат Маршан выступает против воли Божьей. – Голос землевладельца стал резче и ниже, глаза его загорелись. – Эта иностранка, эта шлюха, развратничающая вне священного брака и отравляющая нас своим безбожием, – уродство в глазах Божьих! Она и те, кто хочет превратить наш мир в копию ее разлагающегося королевства, – слуги зла, а Ризница пытается распространять их нечистоты среди истинных детей Божьих!