Дэвид Вебер - Флагман в изгнании

– Аминь, – повторили прихожане, и он снова поднял голову.

– Сегодняшний урок, – тихо сказал он, – взят из шестых размышлений, глава третья, стихи с девятнадцатого по двадцать второй «Нового Пути».

Он откашлялся, потом процитировал отрывок по памяти, не глядя в книгу перед собой:

– «Нас узнают и по делам нашим, и по словам из наших уст, которые есть эхо наших мыслей. Так пусть мы всегда будем говорить правду, не страшась показывать свою внутреннюю сущность. Но не будем забывать и о милосердии, о том, что все люди, как и мы сами, суть дети Божьи. Ни один человек не безгрешен; так пусть же он не нападает на братьев и сестер своих, но попробует договориться с ними, помня всегда, что, как бы мы ни высказались, Бог всегда знает стоящую за этим мысль. Не пытайтесь обмануть Его и проповедовать разделение и ненависть, прячась за Его словами, ибо все, кто чисты духом, даже если они чужды Новому Пути, все равно суть дети Его, а тот, кто ненавистью или злобой пытается ранить любое дитя Божье, служит злу и противен Отцу нашему».

Преподобный сделал паузу. В соборе воцарилась абсолютная тишина, и Хонор почувствовала, как со всех сторон собора на нее устремляются взгляды. Ни один человек, видевший и слышавший демонстрации против нее, не мог не понять, к чему клонит преподобный Хэнкс. Хонор заметила, что и сама затаила дыхание.

– Братья и сестры, – сказал наконец Хэнкс, – четыре дня назад в этом городе слуга Божий забыл о долге, возложенном на него этими строками. Переполненный собственным гневом, он забыл, что не следует нападать на братьев и сестер и что все мы были созданы детьми Божьими. Он выбрал не убеждение, а нападение, забыв, что сам святой Остин сказал нам, что мужчины – и женщины – могут быть преданы Богу, даже если знают его не в той форме, что мы. Любому, кто исполнен веры, трудно помнить об этом, ибо мы знаем свой собственный путь к Господу и, в отличие от Него, мы не бесконечны и не всеведущи. Мы слишком легко забываем, что есть и другие пути. Не всегда мы помним и то, как ограничено наше собственное восприятие в сравнении с Его видением и что Он, в отличие от нас, видит в сердцах всех и узнает своих детей, какими бы странными ни казались они нам.

Преподобный снова помедлил и задумался, сложив губы трубочкой, потом медленно склонил голову.

– Да, трудно не уравнять «другое» с «неправильным». Это трудно для всех нас. Но на тех, кто почувствовал Божье призвание служить Ему в качестве духовного лица, лежит особая ответственность. Мы тоже не претендуем на непогрешимость. Мы тоже можем совершать и совершаем ошибки, пусть даже с наилучшими намерениями. Мы обращаемся к Нему в молитвах и размышлениях, но иногда наши собственные страхи оборачиваются нетерпимостью и даже ненавистью, ибо даже в покое молитвы мы можем счесть наше собственное недоверие и боязнь нового – исходящими от Бога… И именно это случилось в вашем городе, братья и сестры. Священник заглянул себе в сердце и послушался не голоса Божьего, но своих собственных страхов. Своей ненависти. Он увидел вокруг пугавшие его перемены, бросавшие вызов его предрассудкам, и перепутал свою боязнь перемен с голосом Божьим, и позволил этим страхам привести его к служению неправде. В своей ненависти он отвернулся от самого важного из учений святого Остина: что Бог более велик, чем способен воспринять человеческий разум, и что Новому Пути нет конца. Нам всегда будет что узнать о Боге и Его воле. Мы должны измерять каждый новый урок истинами, которые уже дал нам Бог, но именно измерять, а не говорить сразу: «Для меня это ново – значит, это против воли Божьей».

– Брат Маршан, – негромко сказал Хэнкс, и по собору пронесся тихий вздох, когда он наконец назвал имя, – взглянул на огромные перемены, перед которыми стоит наш мир, и эти перемены его напугали. Я могу это понять: перемены всегда пугают. Но, как сказал святой Остин, «небольшими переменами время от времени Бог напоминает нам, что мы еще не все знаем», братья и сестры. Брат Маршан забыл об этом и в страхе своем заменил Божью волю и суждение своими. Он не стал испытывать эти перемены, а захотел запретить их без испытания, а когда он не смог этого добиться, то впал в еще более опасный грех. Грех ненависти. И эта ненависть заставила его напасть на Божью женщину, хорошую женщину, которая еще четыре года назад обнажила свои мысли, с голыми руками выступив против вооруженных убийц и защитив нашего Протектора. Прикрыв весь наш мир от уничтожения. Она не нашей веры, но никто в истории Грейсона не проявил большей храбрости, защищая веру и наш народ от врагов, пытавшихся ее уничтожить.