Шимун Врочек: Три мертвых бога

После мы выбирались только в Подмосковье, к Надиным родственникам.

… – Служили? – оценил мою выправку центурион в сине-черном варварском наряде. – Звание?

– Старший центурион, первый манипул второй когорты семнадцатого легиона, – отчеканил я, – Фракия, третья Готтская компания, четвертая Готтская. Имею награды.

Лицо «центуриона» расплывалось в неуверенной улыбке.

– Ты… это. Да?

«Италия», подсказал Дима, «Майор.»

– Я служил в итальянской армии, – сказал я, – дослужился до майора… Потом уехал, домой потянуло…

Улицы Скироса.

– Ну ты, брат, даешь! – присвистнул «центурион», дружески хлопнул по плечу. – Скажи, что срочную служил… тогда, может быть, поверю, а так…

Он натолкнулся на мой взгляд, поперхнулся, замолчал. Руки потянулись искать шов на брюках:

– Товарищ майор?

– Вольно. Ну что, берете на службу?

Так впервые в жизни я получил работу…

Трудно.

Мне сорок три года. Я родился двадцать семь лет назад, со дня же моей смерти прошло около семнадцати веков. Мое имя Тит Волтумий, а зовут Дмитрием Валерьевичем. Я старший центурион римского легиона, забывший как будет по латыни: упал-отжался. Моя жена – рыжая красавица Надя, которая считает, что мертвые могут вселяться в живых. Ерунда! Мертвые могут вселяться только в мертвых…

Я тому подтверждение.

Моей жажды жизни хватило на двоих.

А может, все это – только сон умирающего на поле боя старого солдата. Я не знаю, как должны умирать старшие центурионы, но очень надеюсь – быстро. Впрочем, мне рассказывали: в миг до смерти перед глазами проносится вся жизнь. Не знаю. Что вспомнил, то вспомнил – и я не собираюсь умирать. Я собираюсь вернуться к моей Лисичке, рыжей, ласковой…

Вернуться, последний раз побыв центурионом.

Самим собой.

Смотрюсь в витрину. Недавно по этой улице прокатилась человеческая волна, гоня перед собой нескольких серых, неосторожно выскочивших на толпу. Легионерам удалось уйти, но брошенные щиты и черные дубинки лежат на мостовой… стратуме… Лежат и чего-то ждут.

Ждут возвращения серых…

Смотрюсь в темное зеркало.

Нет, не центурион. Мирная сытая жизнь расслабила лицо, убрала складки со лба, смягчила линию подбородка. Словно линии с восковой дощечки стерты морщины: лучистые – из уголков глаз, насмешливые – от губ, скорбные – от крыльев носа. Разве это Тит Волтумий, Тит-центурион, гроза легионной зелени?! Одна ухмылка которого заставляла белеть от ненависти сотни лиц?

Не верю.

Мне все еще снится дорога в легион, где я – тринадцатилетний…

– РАЗОЙДИТЕСЬ! – звучит усиленный мегафоном голос. Трубный глас. – ЭТА ДЕМОНСТРАЦИЯ НЕ САНКЦИОНИРОВАНА! ПОЖАЛУЙСТА, РАЗОЙДИТЕСЬ! ИНАЧЕ БУДУТ ПРИНЯТЫ ЖЕСТКИЕ МЕРЫ!

Вот оно. Поворачиваюсь, вглядываюсь в конец улицы. Ползет змея. От стены серых щитов отбегают люди, поворачиваются, грозят кулаками, кричат… Снова бегут. Рядом со мной, у некоего подобия трибуны (как я не люблю это слово!) собирается народ. Из проулка позади меня выныривает и останавливается в растерянности еще одна группа демонстрантов.

– РАЗОЙДИТЕСЬ! ПОЖАЛУЙСТА, РАЗОЙДИТЕСЬ!

Серая змея легиона глотает улицу стадий за стадием… Озноб в затылке.

Снова смотрю в витрину. Есть!

Сквозь гражданскую припухлость проступает знакомая жесткость. От крыльев носа бегут складки; у губ, в уголках глаз – привычные насмешливые морщины… Пробую улыбнуться – выходит совершенно по-волчьи…

Тит Волтумий, старший центурион.

…Я вскакиваю на возвышение, расталкивая народ. Указываю в сторону приближающихся серых:

– Сейчас будет бой! Нужно организоваться!

– Э-э-э? – недоумевает толпа у моих ног. Эх, сюда бы дядьку Флавия! Он бы сейчас сказал то самое… Самое нужное и доходчивое…

– Шлюхи! – ору я. Сделать сложное – простым.

– Путаны! – подхватывает ликующая толпа.

– Менты позорные! – спасибо, дядька Флавий, мертвый бог толпы…

– Менты!

Спрыгиваю с трибуны.

– По центуриям, по манипулам – стройся! – командую я, подхватывая с мостовой потерянный серыми щит. В другую привычно ложится камень. – Делай как я!

Легкая заминка. Сперва растерянно, затем – весело и дружно, выстраивается ряд, еще один. Щиты…

– Куда лезешь! – ору. – Ты и ты – во второй ряд. Ты, со щитом… Да, рыжий, ты! В первую шеренгу! Шевелись, обезьяны!

– Шагом марш! – командую чуть позже. – Подтянуться! Четче шаг!

Они подтягиваются, ровняют шаг, словно мои команды: на жуткой латыни, с фракийскими словечками, им хорошо понятны.